Рыжая сука Светка

Москва, 2013 год

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Старик
Светка, рыжая
Альма, черная
Бугай 1 (Серый)
Бугай 2 (Серый)

Действие истории происходит на территории подъездных путей одного из московских вокзалов.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Звук подходящего поезда. Невнятный издалека голос репродуктора: «Уважаемые встречающие! Поезд номер 236 Феодосия – Москва прибывает на пятый путь! Будьте внимательны, поезд номер…». На сцену выходят Бугай 1 и Бугай 2. Осматриваются.

Б1: Серый, всё! Тут никто не видит. Давай.
Б2: Не суетись, Серый.

Б2 достает из кармана тоненькую пачку денег и горсть мелочи, начинает делить…

Б2: Тебе. Мне. Твое. Мое. Еще сто. И сто сюда. Полтинничек. Полтинничек. Рваненький. Ладно, сойдет. Еще. Еще. Десяточка. Пятерик. Пятерик. Так. Всё!
Б1: А чё так мало, Серый? Где наши деньги!? Эти жмыхи дурят нас, как лохов последних! Я их урою, уродов!
Б2: Да нормально, Серый, не закипай! На той неделе столько же было.
Б1: И что с того? На той — нормально, а на этой я на море в Италию решил.
Б2: А чё в Италию?
Б1: Говорят, там вина – хоть купайся и туристки на пляже — любую бери, все хотят.
Б2: Отдыхать надо. А то работаем, работаем, как не знаю кто. Вон, костяшки на кулаке сбил. Больно, мммать! Италия? Культурный ты человек, Серый. К прекрасному тянешься – к вину и бабам. Молодец. Ладно, на днях прессонем наших жмыхов пожестче, а то реально они расслабились. Смотрят…
Б1: Ну, я ж и говорю.
Б2: Мы им жить разрешаем. Жить! А им копеек жалко. Смотрят еще!
Б1: Надо-надо, Серый, надо. Про седьмую платформу в курсе?
Б2: Что на ремонт закрыли? Ну и?
Б1: Под ней столько жмыхов жили…
Б2: Ништяк. Потусуются – найдут себе место. Что мы им, норы, что ли, рыть должны? Мы ж не барсуки какие!

Смеются.

Б1: Ну, ты скажешь, тебе в юмористы...
Б2: Нах надо? Пойдем, пожевать охота. Да и повод выпить есть.
Б1: За что?
Б2: За Италию, само собой!

Бугай 1 и Бугай 2 смеются, уходят. Пауза. Шум проходящего поезда. Появляется избыточно одетый в обноски Старик, который с трудом катит скрипучую магазинную тележку, наполненную ветхими пакетами с непонятно чем. Старик прислушивается к шуму поезда.

СТАРИК: (комментируя звук тепловоза) Маневровый тепловоз, тэгээмка… Сороковая, точно! Односекционная. Камбарский трудяга! Отличная машина. Золотую медаль из Лейпцига привез, о! Спрос на них был — просто чума. Очередь– больше, чем за «Волгами». (кричит) Светка! Светка! (с досадой) Ну, где же она бегает? Мне на работу надо. И уйти нельзя: придет Светка домой, а дома-то больше нет. И что подумает? Куда идти? Испугается, под поезд попадет. Потеряется еще, не дай Бог! Надо ждать. (кричит) Светка! (тихо) Вот, как назло: когда нужно — нету ее, и все! Бестия рыжая. Прогоню к чертям собачьим, пусть одна живет себе, вот тогда посмотрит. (кричит) Светка! Светка, кому говорю!!! (закашлялся) У меня жена — точь-в-точь такая же была, Иришка моя любимая.

Пауза. Шум поезда прерывает воспоминания Старика. Прислушался…

СТАРИК: (Злится, в сторону шума поезда) Ну, что ты дергаешь его? Что ты дергаешь? Где тебя учили, двоечник? А-аа! Иришка вот тоже… Приходишь с завода, руки от усталости трясутся, только одного хочется — молча поесть… ну, стопочку, само собой, с устатку надо же принять? Надо. И спать скорее. Ну, телевизор, конечно. Программа «Время» или фильм какой-нибудь, если повезет. Но тоже та-ак, минут на двадцать, пока засыпаешь. И главное — чтобы молча, потому что наговоришься за день, наспоришься до хрипоты… Ведь всегда же есть проблемы. Она не понимает: всегда есть проблемы! То тяга никак не идет, и непонятно, чего не хватает, то в гидроредукторе крутящий момент, то автосцепка, то обносный швеллер, то элементарно краски нет, то колеса… о! с колесами — это вечная беда, руки у них там, что ли, не оттуда растут, такие колеса лить? Или смежники: как пришлют что-нибудь, механики от смеха – просто рыдают! Им-то что, смежникам, лишь бы сбыть, а у нас — жесткий план-график! Мы же стратегическое предприятие, елки-палки! Вынь да положь новый тепловоз к съезду партии! Страна огромная, родине нужно возить…И мы это понимали! Во-от, значит. А она — не понимала. Не понимала, что язык уже — как чугунный, и в глазах черт знает что мелькает. А ей как раз поговорить надо, рассказать про свою школу, про то, как Ваня Сидоров – или не Сидоров? Петров? не важно! — как этот Ваня показывал Ларисе, с которой за партой сидит, как его папа соседке под платье лез, но Ваня все видел и маме рассказал. И посоветуй ей, как теперь быть. И так каждый вечер! И ведь обижалась, что я засыпал, так и недослушав, как она доказывает завучу, что это вот не надо, а это вот — как раз самое оно. Обижалась, дулась даже… Но она у меня отходчивая.

Шум поезда. Прислушался.

СТАРИК (повеселев): Совсем другое дело! Плавненько. Тепловоз любит нежность, ему обхождение — и он тебе тоже. Да… Тридцать шесть лет вместе прожили. Тридцать шесть лет. Не понимала. А вот когда я на пенсию вышел…Меня проводили торжественно: в клубе народ собрался, банкет от завкома накрыли — салатики, котлетки, селедочка под шубой, крабовые палочки, водочка московская — красота! Ириша в зеленом крепдешиновом костюме… Интересно: столько лет костюму, как-то мал ей был, а тут померила — нормально! В нем и пошла. Подарков мне надарили — жуть, сколько, и даже гриль электрический, потому как дачи сроду не было. И уже не будет. Премию хорошую выписали. Директор слова говорил. И тут он сказал… про ГЛАВНУЮ НАГРАДУ МОЕЙ ЖИЗНИ.У меня — слезы по щекам. А имею право! Всю жизнь — на одном заводе, с ученика токаря начинал, передовик из передовиков! Заслужил! Можно и слезы, не стыдно. Во-от, значит. Проводили на пенсию… Тут бы как раз и поговорить-наговориться. Мы же вдвоем с Иришей. С детьми как-то не получилось. Работа: то у меня — новый тепловоз, то у нее — снова класс трудный… Всё думали — потом как-нибудь. А потом смотрим — а нам уже за сорок. Врачи говорят: бывает. Во-от значит… (кричит) Светка! Светка! (испуганно) Где ж она есть-то?

Прислушивается.

СТАРИК: Утром встал — нету Светки. Ладно, думаю, прибежит. Собрался на работу идти — а тут катастрофа. Вещи, какие успел, похватал и— в тележку. Еле проскочил! Строители, охрана, милиция. Кто знал, так еще с ранья собрался потихоньку и… А я не знал! Хотя сон плохой приснился. Что на нашу страну африканские папуасы напали. Черненькие такие, с луками и лица страшные, как на маске, которую в семьдесят девятом Петрович из Малайзии из командировки привез. Наступают, кричат непонятное, из луков стреляют... А у нас тепловоз бронированный — вот приснится же, а? бронированный тепловоз! да таких и нет, таких даже мы никогда не делали! — и этот наш бронированный тепловоз, который во сне, он, понимаешь, никак не заводится. А я знаю точно: если он не заведется и не даст отпор агрессору, папуасы завоюют нас и отправят на рынок рабов в Северную Африку. Причем, непременно голыми и в грязных трюмах после нефти. Плохой сон, хоть и смешной. Я в этом ничего не понимаю совсем. Это у Ириши мама, Аделаида Викторовна — теща моя, значит — она сны объясняла и даже интересно было, хотя, конечно, в этом никакого материализма. Одни заблуждения. Да ладно, хорошая у меня теща была, светлая память. Во-от, значит…

Появляются Бугай 1 и Бугай 2, жуют что-то, в руках — пакеты с бутылками и закусками. Увидели Старика — посуровели. Старик испугался и словно сжался.

Б1: Эй, жмых! Ты что здесь?
СТАРИК (с испугом): Стою.
Б1: А я тебе разрешал здесь стоять?
СТАРИК: Я просто стою…
Б2: А ты не стой просто. Ты где жить теперь, нашел?
СТАРИК: Нет еще.
Б1: Вот и ищи давай! А то стоит он, урод, прохлаждается. Все углы займут, в мусорном баке, что ли, кантоваться будешь?
СТАРИК: Нет, в баке я не хочу. Они промерзают зимой.
Б2: Чтобы к вечеру нашел!
СТАРИК: Хорошо-хорошо, ребятки, обязательно найду!
Б1: Смотри у нас!

Бугаи уходят. Старик долго смотрит им вслед. Медленно расправляется.

СТАРИК: Уже и есть хочется. (начинает перебирать свои пожитки в тележке). Тогда, помню, еще пирожков в столовой напекли — разных: с мясом, с капустой, с картошкой и луком, с повидлом. Я пирожки люблю. Может, кусочек хлеба какой завалился где? (перебирает) А свитер я что, не забрал? Тьфу, черт! Он же на мне! (кричит) Светка! На работу надо! Где ты, шалава, бегаешь?

Невнятный издалека голос репродуктора: «Уважаемые встречающие! Поезд номер 204 Севастополь – Москва прибывает на первый путь! Будьте внимательны, поезд номер…».

СТАРИК: В Крыму хорошо, там свитер не нужен. Ничего, подкоплю еще… (вспоминает, с ужасом) Я же деньги не вырыл! Всё! Пропали деньги. Там почти на полбилета было! Идиот! На черта мне этот свитер сдался?! А главное? (щупает себя по карманам находит, с облегчением) Фу-ты…

Достает из-за пазухи завернутую в тряпочку небольшую коробочку, оглядывается пугливо, разматывает, открывает, смотрит, целует, закрывает, заматывает, прячет за пазуху, оглядывается.

СТАРИК: (шепотом) Главное, что спас главное. (снова озирается) Надо срочно перепрятать, а то отнимут. Ириша тряпочкой вытирала… Полюбуется, а потом убирает в диван, потому что мало ли кто зайдет — из ЖЭКа или из собеса. Или из поликлиники. Она понимала. Почти не болела. Но не понимала же она! Самое время нам поговорить-то, наконец, стало! Самое время, как на пенсию я вышел! А она — два месяца не прошло — взяла и умерла. У-мер-ла… Зачем? Я так и не понял. Похоронили в том же зеленом костюме. Завод помог. Плохо помню. Был, как в аквариуме. Медсестра укольчики делала. Хорошая девочка. Потом оказалось — училась у Ириши. Вот она за нас двоих и плакала, а я как-то закаменел. Сломался. Умерла. Врачи говорили, что-то там в организме, я не помню. Не важно. Не важно. Не поговорили толком за всю жизнь — вот что плохо. Хотя ведь любили, это точно.

Шум проходящего поезда. Старик прислушивается.

СТАРИК: Сразу четыре секции! Здорово! Значит, большой поезд тянут. А что? С курортов люди едут. Мы тоже с Иришей в Ялту на курорты ездили. Два раза. Там хорошо. Я Светку туда увезу. Вот обязательно увезу! Заживем!!! Хотя мы и тут жили — только позавидовать. Тут же в чем конструкционный секрет-то? Прямо под платформой проходит труба отопления — на вокзал. Под платформой! То есть, там всегда тепло! Я как нашел эту трубу? Той зимой дело было. Смотрю: на всех платформах снег лежит, а седьмая — мокрая и ледок тоненький. Что такое? Вечером полез главное прятать — а там тепло! Труба! Ну, я картоночки свои молча взял, тележечку загрузил… и как стемнело — под платформу. Нашел там отличный закуточек, отгородился картонками, постелил — как во дворце у падишаха из журнала «Вокруг света», честное слово! Стал жить. Потом у меня соседи появились — многим жмыхам захотелось к теплу-то. А потом я встретил Светку, стали жить вдвоем. Ей у нас дома очень понравилось. Хорошо! А потом еще удача: я работу нашел!!! Там же, на седьмой платформе. (прислушивается) Светка? (кричит) Светка! Показалось. Во-от, значит. Такое хорошее место! А тут вдруг — ремонт. Говорят: до зимы трубу надо заменить, старая уже. А чего старая? От нее зато такой жар шел, как от тепловоза, честное слово. Я только там спать нормально начал. За три года. С тех пор, как… Ой, не хочу вспоминать, сердце рвать.

Шум поезда. Старик прислушивается, машет рукой, не в силах справится с нахлынувшими плохими воспоминаниями.Через сцену, не замечая Старика, пробегают Светка и Альма. Старик видит Светку, но не очень уверен.

СТАРИК: Светка, это ты, что ли? А с кем это ты? (кричит) Светка! Светка!!!

Светка и Альма возвращаются. Светка подбегает к Старику, радуется.

СТАРИК: Светка, доча, красавица моя! Где же ты бегала? Я уж думал, под поезд попала или увязалась за кем-нибудь.
СВЕТКА: Здравствуй, Старик! А что ты тут стоишь? Почему не дома? (Альме) Смотри, вот он у меня какой! Видишь? Ждал меня, переживал… Любит!
АЛЬМА (Светке): Ну, вижу. Посмотрела на него? Все? Прощайся и побежали.
СВЕТКА (Альме): Подожди. Что-то случилось. Бедой пахнет. (Старику) Это Альма, моя сестра. Мы вместе росли в подвале. А сегодня утром случайно встретились, представляешь?
СТАРИК: Кто это с тобой, Светка? Красивая! (Альме) Извини, мне нечем тебя угостить. У нас еды нет, извини. У нас и дома больше нет. Хотя… (начинает что-то искать в своей тележке)
СВЕТКА: (Альме) Как он тебе? Правда, красивый?
АЛЬМА: Старик как старик. Ничего особенного. Светка! Ты же сказала — на минутку и все. Ну?
СВЕТКА: Ты его не знаешь. Он замечательный Старик. Он мне каждый день сосиску приносит. В тесте!
АЛЬМА: В тесте? Фи!
СВЕТКА: Сосиску!!!
АЛЬМА: Ну, ладно. Давай.
СВЕТКА: Что давай?
АЛЬМА: Сосиску.
СВЕТКА: Ну, ты смешная! Старик должен пойти на работу, там работу работать, потом он оттуда придет и даст нам сосиску. Здорово?
АЛЬМА: Нет. Пока он так ходит, мы с голоду околеем.
СВЕТКА: Не околеем. Зато, когда ждешь-ждешь, потом сосиска такая вкусная, что даже тесто у нее есть можно. Потому что оно, пока к сосиске прижимается, тоже немножко сосиской становится. Ожидание делает мир вкуснее!
АЛЬМА: Не умничай! Я тебя на двух щенков старше. И давай уже, побежали. А то меня кричать будут, искать. Наказать могут.

Старик радостно достает из кучи пакетов небольшой резиновый мячик.

СТАРИК: Вот! Не забыл! (Альме) Любимая игрушка Светки. Хочешь?

Старик кидает Альме мячик. Альма по инерции в прыжке хватает его, но тут же бросает на землю. Мячик катится. Старик и Светка смотрят на мячик. Альма с возмущением отряхивается. Светка догоняет мячик и приносит его обратно Старику.

АЛЬМА: Он совсем что ли!? Может, ему тут на вокзале еще мышей половить?
СВЕТКА: Зря ты так. Он хороший. Ему просто поиграться хочется. Люди всегда так.
АЛЬМА: Мой хозяин игрушки нам с ним в специальном магазине покупает. Они всегда новые и пахнут мясом! Увидишь еще. Ну, Светка? Бежим, давай. Решили же, что будем у меня жить.
СВЕТКА: Да-да, решили, я помню. А мне этот мячик нравится. Его Старик у кого-то из жмыхов выменял. Для меня! На полпирожка с картошкой! Я, когда засыпаю, всегда с ним играюсь. Ну, иногда Старику даю подержать. Он же тоже хочет.
СТАРИК (Светке): Во-от, значит… Дома у нас нет. Но ты не расстраивайся (гладит Светку).
АЛЬМА: У него рука не блохастая?
СВЕТКА: Не мешай. Мне приятно. Он важное говорит…
СТАРИК: Дома у нас нет, но я найду другой. Зато вещи почти все успел спасти. Про деньги вот только забыл. Да, у меня немного скопилось, ты не знала. Я не показывал, где прячу… Мало ли что.
АЛЬМА: Побежали, Светка! Побежали, пусть он тут сам говорит, что ему хочется. Люди много говорят, а толку?
СВЕТКА: Тихо ты!
СТАРИК (Светке): Не переживай, доча. Главное, что мы вместе. Я тебя в обиду не дам. Я еще заработаю и мы обязательно уедем отсюда, уедем в Крым. Обязательно! Верь мне! Я же — заслуженный машиностроитель, мне нужно верить. Надо идти на работу. А ты — сиди, охраняй вещи. Потом пойдем искать новое место.
АЛЬМА: Сестра, ты что? Зачем!? У нас во дворе лучше, чем здесь. Мы же решили! Ты меня обманула, что ли?
СВЕТКА: (Альме) Погоди. Еще чуть и чуть. (Старику) Не грусти, Старик! Все будет хорошо!
СТАРИК: Все! Сторожи вещи!

Старик идет в сторону, Светка бежит рядом с ним.

АЛЬМА: Ты куда это?
СТАРИК: Нет, Светка, нет! Фу!
СВЕТКА: Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой?
АЛЬМА: Он сам тебя бросает! Видишь? Бежим отсюда!
СТАРИК (показывая на тележку): Охранять вещи! Охранять вещи и ждать меня! Поняла? Охранять и ждать!
СВЕТКА: Да, хозяин! Да! Я поняла! (Альме) Смотри: он оставил меня на посту — сторожить вещи! (Старику) Иди, Старик! Иди, я буду охранять!
СТАРИК: Поняла меня? Ну, жди!
СВЕТКА: Я буду охранять и ждать!

Старик уходит.

АЛЬМА: Все! Побежали!
СВЕТКА: Альма, я сейчас не могу. Меня охранять оставили. Я потом прибегу. А тебе хозяин доверяет сторожить вещи?
АЛЬМА: Фи! Что вещи? Я даже его машину охраняю во дворе! Она такая большая, пахнет бензином и кожей. Все! Пора!
СВЕТКА: Это та машина, которую ты мне показывала? Разве она большая? Вот у нас на вокзале живут машины — большие, как дома. Они такие сильные, тянут за собой много вагонов и пахнут, как чернослив в палатке в переходе.
АЛЬМА: И нечего задаваться. Это же не ваши машины.
СВЕТКА: Мой Старик умеет с ними разговаривать. Они его понимают: дудят в ответ, пыхтят, сигналят. Я люблю, когда Старик мне или поездам рассказывает…
АЛЬМА: Он невкусно пахнет, твой Старик… Как у тебя нос еще не лопнул?!
СВЕТКА: Пахнет? Да нет, это одежда его… немного того. А сам Старик… он пахнет добротой. Это главное. Люди пахнут интереснее, чем все другое.
АЛЬМА: Ты идешь?
СВЕТКА: Видишь, вещи охраняю. Ты беги, я потом. Я сейчас не могу его бросить. У него случилось плохое, я ему нужна.
АЛЬМА: Не будь глупой, сестра. С голоду помрешь. У меня лучше.
СВЕТКА: Да, Альма, да. У тебя лучше. Но Старик без меня пропадет.

Слышен шум поезда.

СВЕТКА (на шум): Старик любит этот тепловоз. Он на него не ругается… Извини, Альма, что так получилось. Думала, будет просто. А бросать, оказывается, сложнее, чем находить.
АЛЬМА: Ты самая глупая собака, каких я встречала. Ты меня обманула! Мне нельзя через дорогу бегать, а я из-за тебя побежала! Дура!
СВЕТКА: Сама ты дура!

Альма убегает.

СВЕТКА: (ей в след) Прости, сестра! Не ругай меня! (Про себя) Ну вот. Сегодня встретила сестру. Сегодня потеряла сестру. У них хорошо. Дворик зеленый. Тихо. Кошки бегают, можно на них полаять. Нет ни одной рельсы и никто не попадает под поезд. Альма сказала, что в подъезде за мусорной трубой меня бы никто не заметил. А она бы мне еду приносила. Или я сама бы искала, у них за домом такая вкусная помойка — я знаю, я нюхала! А потом ее хозяин увидел бы, как мы похожи и как играем, и взял бы меня тоже к себе. Или так: на него ночью нападут злые люди, а я их погрызу — у меня крепкие молодые зубы и хороший прикус, почти как у ротвейлера. И он будет мне благодарен. И будем вместе на машине ездить за город, а там — всегда лето, лопухи и глупые ящерицы, так Альма говорит. Я так хочу этого. Но я не смогу бросить Старика.

Появляются Бугаи. Светка от страха сжимается.

Б1: Опа-на! А где жмых?
Б2: Старикан, наверное, место искать ушел.
Б1: Давай его тачку проверим. Вдруг там что-то наше?
Б2: Что там у этого жмыха может быть? Только руки пачкать. И собака еще...
Б1: Это разве собака? Уродина какая-то. (Светке, наступая на нее) Псина, жить хочешь? А? Хочешь? (достает нож).

Бугай наступает. Светка в ужасе пятится.

Б1: Я ее счас ножичком по горлу… Будет знать, как тут сидеть! У, сучка рыжая!
Б2: Нах тебе это надо, Серый?
Б1: А прикольно…
Б2: Вдруг бешеная. Всю жопу уколами утыкают. Пошли…
Б1: Ладно, сука. Помни доброту Серого. Живи.

Бугаи уходят. Светка успокаивается.

СВЕТКА (радостно): Ушли! Ушли! Я защитила вещи! Это же самые страшные плохие люди на свете. Я так испугалась. Очень сильно испугалась. Но не убежала, вот какая я смелая! Их все боятся. Они не кусаются — они бьют. Рядом с нами жил другой старик, совсем без шерсти на голове. Они часто его били. А потом под поезд толкнули. Я видела. Ночью. Я за Старика своего боюсь. Чтобы его тоже под поезд… А я уговорю Альму, чтобы она и меня, и Старика взяла. Он не большой, он когда разденется — совсем небольшой. Мы с ним за мусорной трубой оба поместимся! Вот здорово будет!

Невнятный издалека голос репродуктора: «Уважаемые пассажиры! Поезд номер 91 Москва-Полтава будет отправляться с десятого пути! Повторяю…».

СВЕТКА (волнуется): Вот что там сказали? Старика нет, и не знаешь. Может, это что-то важное? Может, там про нас что-то или про наш дом? Старик бы показал – хорошо или плохо… Он иногда так радуется, словно это ему его ангел что-то такое сказал, такое, как колбасы принесли ливерной много-много. Или сосисок! Сосисок-сосисок-сосисок! Огромных, как поезд, который мимо проходит – железный и совсем несъедобный.
На свете нет ничего вкуснее сосисок в тесте и ливерной колбасы. Раньше я думала, что только колбасы. Мы когда маленькие были, нам мама в подвал один раз ба-альшой кусок ливерной колбасы принесла — ей старушка одна подарила, когда у нее пакет порвался. Что это была за колбаса! Мы всемером ели ее и ели, и даже не собачились ни разу, так много было колбасы! А запах какой! Казалось, весь подвал стал ливерным! Там хорошо было, тепло и мама рядом. Она лизала меня по спине и рассказывала про большую жизнь. А я закрывала глаза, мне было хорошо и никакой другой жизни не хотелось. Но однажды мама не пришла. Мы ждали ее, ждали, скулили, а потом стали искать выход. И тут я узнала, что большая жизнь — это когда очень светло, аж глазам больно. И когда в тебя бросают камни и палки. И когда всегда хочется есть. Все мои братья и сестры были черненькими, как молодые овчарки. А я вот почему-то рыженькая. Мы бегали около входа в подвал, звали маму. А ее все не было. Потом пришли большие страшные собаки на задних лапах, без шерсти и с плоской пастью — я потом узнала, что это люди — и забрали двух моих братьев. Потом еще приходили. Кого-то забирали, а чаще просто тискали нас и гладили. Но зато они приносили еду. Ливерную колбасу ни разу не приносили. Один такой человек взял меня, понес куда-то. Куда-то далеко и наверх. Там мне дали попить белой воды и мягкого мяса несколько кусочков, его можно было не жевать. Я наелась, заснула. Проснулась, когда громко кричали — тот большой человек и еще один, еще больше. Наутро меня отнесли за дорогу и еще за дорогу и оставили. Потом я нашла место, где можно было найти что-то съедобное. Приноровилась. Спала в ямке, там две стенки сходятся и можно согреться. Днем искала еду. Там я быстро научилась бояться людей и машин. Поездов я тогда не видела. Только слышала. Потом везде оказался с неба снег — такой же белый, как тогда вода, но совсем не вкусный. Можно много его съесть, но есть все равно хочется. Стало холодно. Я вспоминала теплый подвал, маму и плакала себе в лапы. А потом появился мой Бог и Спаситель — Старик. Он дал мне полпирожка с ливерной колбасы, и я пошла за ним. Он разрешил мне жить с ним. Там было тепло и спокойно, под платформой за картонкой. Я стала охранять Старика и ухаживать за ним. А он стал давать мне сосиски в тесте, тоже самое вкусное в мире. А самый лучший в мире человек — мой Старик.
А у Альмы все сложилось хорошо. Ей тоже давали белой вкусной воды, но не выгнали, а наоборот. У нее теперь свой коврик, свой хозяин, и сразу две миски — для воды и для еды. Но пусть она меня простит: я не могу сейчас бросить Старика. Хотя две миски — о таком даже мечтать нельзя! Если бы Альма не была мне сестрой — никогда бы не поверила. Сразу две миски!

Возвращается грустный Старик.

СВЕТКА: Старик, смотри — все цело! Я охраняла! Двое этих самых страшных хотели отнять — я как зарычу на них — р-р-р-р-р! Они испугались и убежали! А почему от тебя не пахнет сосиской в тесте?
СТАРИК: Не рычи на меня, Светка. Нету у меня сосиски, можешь не искать. Еще одна катастрофа.
СВЕТКА: Ты что, съел сам все сосиски? Я тут охраняла вещи! Шкурой своей собачьей рисковала! От двух мисок сразу — с едой и водой — из-за тебя, можно сказать, отказалась, а ты мою сосиску съел?!
СТАРИК: Ну-ну, ладно. Что-нибудь придумаем. Закрыли киоск, Светка. Совсем закрыли. Платформа на ремонте, и киоск теперь не нужен.
СВЕТКА: Не ожидала от тебя, Старик! Совсем не ожидала! Съел! Как ты мог? Людям нельзя верить! Даже тем, у кого ничего нет.
СТАРИК: Я думал: может, перенесли киоск. Ходил, искал... Потом мне Петька-уголовник, который участкового по пьяному делу топором… или врет, кто его знает? а так — нормальный жмых. Говорит: все! конец пирожкам, киоск ликвидировали. Вот так-то, Светка!
СВЕТКА: Подожди… Что-то от тебя, Старик, вообще едой не пахнет — ни сосисками, ни слойками с сыром, ни картошкой с жареным луком… Где ты был столько времени?
СТАРИК: Убрали, говорит, ветеран, твою кормушку. Нет больше ни пирожков, ни Клавки, что тебя прикармливала и еще копеечку давала.

Шумит поезд. Старик прислушивается.

СТАРИК: Ты смотри! 2ТЭ40, харьковский! Бегает еще, старичок! Отличная машина! Ой, как спорили! Многие говорили: самый красивый из советских тепловозов! «Украина-два!»

Старик, увлеченный воспоминаниями, не замечает, как Светка куда-то убегает. Спохватывается.

СТАРИК: Светка! Ты куда опять делась? Ну-да, ну-да, поесть тебе не принес. Неужели сбежала? А как же я? Надо искать, где жить. Во-от, значит. Всё тепловозы! Еще школьником они меня с ума сводили. У дедушки-бабушки рядом с деревней железная дорога проходила. И такие посадки вдоль нее, чтобы ветра не очень хулиганили, насыпь из-под полотна не выдували. В этих посадках подберезовиков — тьма! Ходили собирать. А я приду, лягу под деревом и жду, когда поезд зашумит. Сначала же только звук, мягкий такой, слабенький. Потом смотришь — летит вдали! И шум — по нарастающей! Грохот!!! Земля дрожит! Тепловоз перед переездом сигналит — тууууу! туууу! — расходись, зашибуууу!!! Лежу, а внутри все дрожит — не от страха, от силы такой! Словно какая-то другая жизнь на меня мчится! С грохотом, гудением, ворчанием каким-то. Восторг полный! Тепловоз! Я в жизни не видел ни одной машины — да вообще никого! — с таким гордым видом, как тепловоз на полном ходу. Это вам не какое-нибудь «чух-чух-чух», это — мощь! Мощь!!! Четыре тысячи лошадиных сил— только одна секция тепловоза, только одна секция! Куда там мерседесам? Ну, потом вагоны — тоже интересно, но уже не настолько. Или пассажирские — в майках сидят, куриц трескают, лимонадом запивают. Или товарные — то уголь, то лес, то что-то накрытое зелеными тряпками и солдатики скучают. Говорят: романтика дальних дорог, то-сё, а мне как-то это не очень было. Мне тепловозы снились, сила их и такая… такая поэзия движения, поэзия жизни такая в них была, что я просыпался от желания самому стать тепловозом. В общем, грибник из меня был еще тот... Но бабушка говорила: не ругайте, он по паровозной части пойдет, когда вырастет, дело хорошее. Я — на дыбы: бабушка, какие паровозы? Это вчерашний день! Тепловозы — вот оно! Она смеялась и картошечку с молоком мне мяла. Вкусно… (спохватывается) Светка! Светка!

Прибегает Светка.

СТАРИК: Светка, морда твоя рыжая! Ты куда бегаешь без разрешения? Под поезд попадешь!
СВЕТКА: Не ругайся, Старик. Не надо. Я на платформу бегала. А ты знаешь, что у нас дома нету — там все перекапывают, плиты краном поднимают… И еды у нас теперь нету. Тот домик, где ты работал и где рождаются самые вкусные в мире сосиски — он пустой стоит. И ничем больше не пахнет, так, чуть-чуть старого масла и лука, но запахи вчерашние, в них смысла нет. Чего ты улыбаешься? Что есть будем, Старик? Побежали, что ли, к Альме? Она сестра, она в куске кости нам не откажет.

Невнятный издалека голос репродуктора: «Уважаемые пассажиры! Поезд номер 207 Москва-Симферополь будет отправляться с десятого пути! Повторяю…».

СТАРИК: Симферополь, Светка! Это значит — Крым! Светка! Доча моя! Ты не понимаешь, но я тебе обещаю: сейчас найдем уголок, где перекантоваться. Я найду работу. Заработаю на билеты — себе плацкартный, тебе собачий. И поедем мы с тобой, дорогая моя Светулечка, к теплому Черному морю. Туда, где не бывает снега. И где нет этих Серых, которые даже у таких, как я, последнее отобрать готовы. Поверь мне: экономить на стариках — это дорога под откос. Они думают, что просто забирают у нас, и не понимают, что убивают собственное будущее. Там, где старики бояться стареть — жизнь умирает на полпути.
СВЕТКА: Эй, Старик! Ты что разошелся? Мне тоже есть хочется. Очень. Но я как-то держусь. Дура, конечно. Альма предлагала, как сюда побежали, на помойке чего-нибудь куснуть, но я к тебе спешила и к сосиске. Дура!
СТАРИК: Не веришь? Зря, Светка! Уедем! Нам тут нечего ждать. Здесь только ломают, закрывают, грабят… Сядем на поезд и мощный советский тепловоз — я думаю, это будет коломенский ТЭП60... Ну, или ТЭП70.Нет-нет: именно «шестидесятка». Красивый! Зеленый с желтым! С четырехтактным 16-цилиндровым дизелем и тремя глазами впереди! Ту-туу! Поедем к морю втроем — я, ты и главное! И там, на берегу, поедая кисловатый кизил и сладкую шелковицу — они там просто на улице растут, собирай, не хочу, представляешь? — мы забудем все наши горести, забудем про все катастрофы. И даже ту, самую страшную катастрофу…
СВЕТКА: Присел бы ты. А то опять сердце схватит, как зимой, снова буду тебя целый час вылизывать.
СТАРИК: Я тебе не рассказывал… Стыдно было, да и… (копается в тележке, достает рваные остатки некогда покрывала, кидает Светке) На-ка, доча, приляг!
СВЕТКА: А, забрал? Моя любимая подстилка!

Светка устраивается. Старик тоже что-то вытаскивает, садится.

СТАРИК: Слушай, Светка. Я тебе сейчас все расскажу. Только ты не волнуйся, ладно? Это будет очень грустная история.

Старик гладит Светку, ей приятно. Она укладывается еще удобнее.

СВЕТКА: Люблю, когда ты говоришь, Старик. Это у меня на втором месте после сосиски.
СТАРИК: Я же не всегда здесь жил. Не всегда был таким, каким сейчас. Все у меня было, Светка. Мы такие тепловозы строили — в заводоуправлении вся стена в грамотах. Знамя соцсоревнования у нас, словно поселилось, веришь? Во-от, значит. И я — всегда в передовиках, всегда на хорошем счету. В семьдесят пятом нам с женой от завода квартиру дали — отличная квартира: двухкомнатная, четвертый этаж. На работу мне — совсем рядом, и Ирише в школу — четыре остановки на автобусе. Жили мы в той квартире очень счастливо. Ты не спи! Ты слушай!
СВЕТКА: Я тут! Я никуда!
СТАРИК: Потом Ириша моя умерла — это когда я уже на пенсию вышел. Умерла, значит, одного меня оставила. Ну, как одного? На предприятии к нам, ветеранам, всегда с душой. А ко мне — тем более, я же… (шепотом) герой труда! (громко) Во-от, значит! Друзья ко мне приходили. Тоже на пенсии, времени много. Потом стало нехорошее происходить: людей с завода увольнять начали, многие заводы просто закрыли... Тепловозы перестали делать — словно никому в стране уже они и не нужны стали. Переживал я, конечно, с телевизором ругался: там что ни новости — то валидол под язык, иначе никак. Понять, почему это так — невозможно. Пенсии стало не хватать. Потом совсем стало не хватать. Какие сбережения у меня с Иришей были — на книжке там лежало на старость да на похороны — всё сгорело. Ну, я попереживал немного, а потом махнул рукой. Ну, сгорело и сгорело. Что мне? Может, я завтра помру уже, что за деньги-то еще горевать?
Во-от, значит…
И тут сын одного нашего работника — Семена из испытательной, мы особо так не дружили, пока работали, а потом ничего — в домино, в скверике посидеть о политике поговорить — нормальный мужик, мне ровесник. Так вот, его сын Дима создал компанию — фирму, значит — чтобы сделать новый тепловоз. Такой, какого еще ни у нас, ни в Америке, ни в Германии нет. Чтобы работал на водороде, который из воды, понимаете? То есть, чтобы было недорого и природе не вредно. Пришли они ко мне: будь директором, поскольку ты же у нас — герой и почет! Имя! Ну, и опыт, само собой. Я согласился — нужно же новые тепловозы делать? Нужно! Да и мне хотелось — устал уже диван пролеживать. Начали трудиться. Мне зарплату положили — ну, не очень, но это на первое время.
Во-от, значит…
Работаем, чертежи смотрим, спорим, какой тепловоз нужно создавать и как его лучше покрасить. И ведь нас там народу собралось немало — 12 человек, все — с завода, только этот Дима раньше в автоколонне кем-то был, а потом уехал. Не важно. Работаем. И такой у нас красивый тепловоз получается… Я уже и директору завода позвонил, о встрече с ним договорился. А тут у компании — временные трудности. Дима говорит: надо кредит взять, чтобы зарплаты, аренда, телефоны оплачивать. Почему же не взять? У нас же вот-вот уникальный тепловоз будет! Мы патенты по всему миру продавать будем — так Дима говорил и даже факсы на английском показывал, где писали из-за кордона, что очень заинтересованы. Кредит. Я как директор подписываю. Но банку чисто формально нужен залог под этот кредит. А какой у нас может быть залог? Чертежи разве что? А?
СВЕТКА (сонно): Да-да! Точно! Это очень хорошо, раз ты, Старик, улыбаешься. Ты не думай, я просто, когда глаза закрываю, меньше есть хочу. А так я слушаю.
СТАРИК: Но ведь они не понимают, что это — просто бесценные чертежи! Они, может, миллиарды стоят! Это я так тогда думал. Ну, чертежи не взяли в залог, а вот квартиру мою — взяли. Но нужно было — чисто формально — из квартиры мне выписаться. Временно. Дима все сделал, у него там знакомые оказались, кто пропиской ведает. Во-от, значит. Подписал я в банке все бумаги, отдал им документы по квартире. Мы потом ко мне с Димой: отметили это дело. Поговорили о будущем тепловозе, и часов в одиннадцать он уехал. Назавтра я пришел на работу, как обычно. Работаем. А Димы что-то нет. День нет. Два нет. Ну, мало ли что у человека? Зарплату пора получать. А женщина, которая бухгалтером при нем, не приезжает что-то. Заволновались, звоним Семену. Он говорит, что сам в шоке, сын пропал. Мы решили идти в милицию. Но не успели. Милиция сама к нам пришла. Оказалось, что помещение мы занимаем незаконно и уже два месяца, как не платим за него. Все опечатали. Пришлось ходить к их начальнику. Чтобы разрешил личные вещи и чертежи забрать. Забрал я чертежи к себе. Живу, Диму жду, своих по телефону успокаиваю, листаю чертежи по вечерам. И начинаю понимать, что никакой это не новый тепловоз, а немного измененный обычный электротепловоз — это который может работать как в режиме тепловоза, так и в режиме электровоза — только с непонятным оборудованием, приделанным к нему сверху зачем-то. А так — кузов, рама, автосцепка, ходовая тележка, песочная система — все самое обычное, только немного измененное, чтобы с ходу не признать. Ну, я же не конструктор? я не сразу разобрался. А когда разобрался… тут-то ко мне из суда и пришла бумажка, что квартира моя — уже больше не моя. Пошел в банк — не хотят слушать. Оказалось, нигде я и не прописан. Печать в паспорте — липовая. По тому адрес, куда меня Дима на время, и дома-то никакого нет. А еще хуже: Дима-то со всеми моими документами исчез. Стыдно мне стало, старому дураку, и так обидно. Как мне по улицам ходить в глаза людям смотреть? Бросил я все и уехал от стыда в Москву. Во-от, значит. Тут на вокзале и пристроился жить. Так я, Светка, бомжом и стал.

Пауза. Заснувшая Светка вздрагивает и резко вскидывается.

СВЕТКА: Куда понес?
СТАРИК: Фу, Светка! Сидеть!
СВЕТКА: Приснилось! Жалко. Еще бы немного, и я бы колбасу у него отняла. (снова укладывается) Хоть во сне бы поела. Ливерная — это же… это самое вкусное на све.. (засыпает)
СТАРИК: Но я же не такой жмых, как тут другие, Светка! Я ни попрошайничать, ни воровать не хочу. Я же работу нашел. В киоске. Там всегда есть, что делать: помыть, убрать, мусор вынести, а масло, наоборот, принести из гастронома. То да сё. Клавдия Петровна сразу оценила, что я — это я. Что на меня можно положиться. Она же запросто оставляла на меня свой киоск, уходила в туалет или по делам, понимала, что я — ни пирожка не съем и никому ничего не дам. Во-от, значит. Но я ей про главное тоже — ни слова. Главное! Ой, Господи! (трогает себя) До сих пор при мне! Надо срочно спрятать. Светка! Жди меня тут! Я скоро.

Старик осторожно встает, уходит. Светка спит. Крадучись появляется Альма, что-то несет. Тихонько подходит к Светке, кладет рядом с ней и так же осторожно уходит. Светка просыпается и принюхивается.

СВЕТКА: Странно. Пахнет Альмой и колбасой. Докторской. Это, конечно, не ливерная, но все равно хорошо. Приснится же… Странно. Когда спишь, то во сне ешь-ешь, а просыпаешься все равно голодной. А запах, который снился, все равно остается… Старик убежал. Может, он за едой убежал? Давно так не голодала. Со вчерашнего дня — ни кусочка.

Шум из-за сцены. С шумом появляются Бугаи, Бугай 1 тащит за волосы Старика, вбрасывает на пол. Светка от ужаса вжимается в пол. Старик съеживается, потирает места побоев.

Б1: Что ты ходишь туда-сюда, урод? Нашел быстро себе место и пошел деньги собирать!
Б2: Думаешь, платформу разобрали — платить за жизнь не надо, что ли? Платить всегда надо!
Б1: Или тебе еще объяснить?
Б2: Здесь все платят, всегда платят и будут платить. Всех касается! Это как государство, понял? Мы для вас, жмыхов — государство. Кто не платит — кранты.
Б1: Может, за своим лысым другом под поезд хочешь? Хочешь? Говори, сука!
СТАРИК: Нет-нет, что вы…
Б2: Тогда что ты, жмых, мотыляешься тут у вокзала? Глаза мозолишь?
СТАРИК: Нам же нужно… где жить, и вообще.
Б1: Пасть закрой! Не волнует! Будешь дергаться — плату повысим. Вопросы есть?
СТАРИК: А может…
Б2: Па-асть!
СТАРИК: Вопросов нет.
Б2: Все. Вали! И скажи спасибо, что мы тебе жить разрешаем.
СТАРИК: Спасибо.

Бугай 1 бьет лежачего Старика ногой – несильно, для профилактики…

Б1: На память, сука!

Бугаи уходят в одну сторону, Старик уползает в другую, к Светке, которая прячется за тележкой и от страха вжалась в землю. Старика трясет. Светку трясет. Старик обнимает Светку, успокаивает.

СТАРИК: Успокойся, доча. Ничего! Уедем мы отсюда, обязательно уедем. Главное-то я успел спрятать. А то отняли бы. А я не могу это отдать. Уже три года прячу, перепрятываю, снова перепрятываю. Пусть бьют, это не больно. Мы их все равно обманем! Исчезнем так, что они и не заметят. Будут бегать, искать, а нас — и след простыл! Веселый тепловоз увез к морю! Ничего, Светка. Вот только поесть надо…
СВЕТКА: Я так испугалась, Старик! Что тебя сейчас изобьют и под поезд кинут. И я больше никогда-никогда не услышу твоего запаха.
СТАРИК: Не бойся! Сейчас я отдышусь и пойду попрошу еды какой-нибудь. В долг.
СВЕТКА: От тебя пахнет едой! Старик, от тебя пахнет едой!!! Колбасой. Точно! Откуда у тебя колбаса, докторская, которая мне приснилась?

Светка обнюхивает Старика в поисках колбасы.

СТАРИК: Ну, что ты меня обнюхиваешь? Нет у меня ничего…
СВЕТКА: Это не ты…

Светка обнюхивает, ищет и находит кусочек колбасы, который принесла Альма. Не верит своим глазам.

СВЕТКА: Сколько живу, ни разу еще колбаса из сна сюда не переходила. Это настоящее собачье чудо! Смотри, Старик — Колбаса!
СТАРИК: Светка, какая ты молодец! Нашла себе поесть! Умница. Давай, ешь скорее, пока не увидели. Она не испорченная?
СВЕТКА (кладет колбасу, внимательно нюхает, анализирует): Отличная колбаса! Целый кусок.
СТАРИК: Вон, как у тебя глазки загорелись! Кушай!

Светка смотрит то на колбасу, то на Старика. На колбасу, на Старика. Откусывает от колбасы половину, а половину кладет к ногам Старика и отходит в сторону, не спуская глаз с колбасы и сглатывая предательскую слюну.

СТАРИК: Это ты мне? Нет-нет, что ты, я не могу. Не могу! Не могу я…

Старик показывает Светке жестом — возьми колбасу. Светка еще дальше отходит, показывая, что не возьмет. Старик повторяет жест. Светка отрицательно крутит головой.

СТАРИК: Конечно, я очень тронут, но не могу же я… Я же человек, а не жмых какой-нибудь…

Старик нагибается и так же, как Светка, обнюхивает колбасу.

СТАРИК: Хорошая колбаса. Как в советское время. (рассматривает) Докторская или молочная. (Пауза) Ну что я тут, в самом деле? Во-от, значит как. (со слезами в голосе) Спасибо, доча. Спасибо!

Старик начинает есть колбасу. Светка садится рядом.

СВЕТКА: Ешь, Старик, ешь. Колбаса вкусная. Тебе нужны силы.

Старик ест и – засыпает, свернувшись клубком. Светка встает. Начинает расхаживать вокруг Старика, о чем-то напряженно думая. Сама с собой о чем-то говорит, поскуливая от напряжения. Слышен звук поезда. Старик просыпается.

СТАРИК: (продолжая разговор во сне) … не надо, не надо заливать, я вам не студент какой-нибудь! Говорю же — четырёхтактный с газотурбинным наддувом, ход поршня — 260 миллиметров. При тысяче оборотов в минуту дизель развивает 3060 лошадей мощности — не больше! Зачем выдумывать? (спохватывается) Светка? Ты здесь. Хорошо. Серых не видно?

Сетка подбегает к Старику, приветствует его.

СТАРИК: Что делать? Такой замечательный был киоск. Так было здорово: и поесть, и деньги, чтобы серым за жизнь отдать и немного отложить.
СВЕТКА: Вставай, Старик. Я думала! Оказывается, думать — очень нелегко, аж лапы скулят. А у вас, людей, это так просто? Или вы только прикидываетесь, что думаете, а на самом деле — ничего такого?
СТАРИК: Нет, Светка. Я думал об этом. Куда уйти — на другой вокзал? Или куда? Понимаешь, везде — свои серые, их — тысячи. Только у моря их нет, потому что там растет шелковица и не бывает снега. Откуда же там серые? Мы потерпим немного и уедем. И забудем этот кошмар. Только надо найти, где жить и работу.
СВЕТКА: Подожди, Старик! Я скоро! Никуда не уходи!
СТАРИК: Куда ты?

Светка убегает. Старик, кряхтя, встает, разминает больные колени. Поплевав на руки, умывается. Появляются Бугаи. Медленно с угрозой надвигаются на Старика.

Б1: Чёто я не врублюсь. Сладко спится, когда все вокруг пашут?
Б2: Кажется, жмых не въезжает…
Б1: Значит, ему не место среди живых.
СТАРИК: Я все сделаю. Деньги будут вовремя, как обычно…
Б1: Что-то мы сомневаемся. Да, Серый? Плохо стараешься, урод.
Б2: Что делать будешь? Воровать у пассажиров?
СТАРИК: Нет, я этого не умею.
Б1: Зря. Надежный заработок.
Б2: Даром воздухом у нас никто не дышит, понял?
Б1: Похоже, не очень понял. Счас мы проведем с тобой, ветеран долбаный, короткую, но очень доходчивую профилактическую беседу.
Б2: Красиво сказал, Серый. Запишу потом!

Бугаи надвигаются на Старика. Тот зажмуривается, готовясь к ударам. Из-за кулис выбегает Светка, в зубах у нее — пустая пластиковая бутылка. Она видит Бугаев, пугается, но, преодолевая страх, подныривает под ними, подбегает к Старику, бросает ему в руки бутылку и убегает. Старик открывает глаза, видит бутылку, понимает, хватает ее и поднимает над головой.

СТАРИК: Вот! Вот! Я буду собирать бутылки, банки — вторсырье всякое! Деньги будут, ребятки! Будут! Я обещаю!
Б1: Другое дело. Смотри — собирай активно. Увидим, что сидишь без дела — почки отобьем.
Б2: И найди себе место, чтобы не видно тебя было, не слышно. Понял, жмых?
СТАРИК: Понял-понял.

Бугаи уходят. Старик опускается и плачет от бессилия. Прибегает Светка. Видит Старика.

СВЕТКА: Не плач, Старик. Будем собирать бутылки! Здорово я придумала? Не плач!

Светка подходит к Старику, садится, обнимает и начинает гладить по голове. Музыка. Затемнение.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Много пустых пластиковых бутылок, частично рассортированных, частично сваленных в кучи. Металлических банок, частично сплющенных. По ходу действия Старик время от времени перекладывает пластиковые бутылки или плющит банки.

Старик, напевая под нос себе пахмутовскую «Надежду», пересчитывает бутылки, делая пометки в блокноте.

СТАРИК: Триста семьдесят пять, триста семьдесят шесть, триста семьдесят семь…

Прибегает Светка с пластиковой бутылкой в зубах, кидает в общую кучу, убегает.

СТАРИК: Молодец, доча! Идем на рекорд!

Прибегает Светка с еще одной пластиковой бутылкой в зубах, кидает в общую кучу, садится отдышаться. Старик гладит ее, треплет радостно.

СТАРИК: Светулечка моя! Солнышко мое! Кормилица наша! Ведь до пяти рублей за кило пластика дают — можно жить! А банки? Это же просто золотое дно! Точнее, алюминиевое! Тридцать рубликов за килограмм! Еще совсем чуть-чуть, и не только билетики у нас в кармане, но и новая одежда на юг, дерматиновый чемодан и шляпа от солнца. Тебе — ошейник купим, поводок кожаный. Погоди-ка тут, посторожи пока. Я сбегаю, кое-что спрячу в надежное место…

Старик отходит в сторону, достает ту самую коробочку из-за пазухи, разворачивает, открывает, целует, закрывает, заворачивает, прячет, уходит. Светка одна, перебирает бутылки.

СВЕТКА: А мне совсем не стыдно. Собаки лают: какой позор! Бутылки-банки собираешь, где твоя гордость?! Легко быть гордым, когда у тебя хозяин есть, коврик и две миски под мордой. Я бы хотела быть такой же гордой. А тут не только себя нужно прокормить, еще ведь и Старик на мне. Он такой несамостоятельный! Целый домик с сосисками в тесте упустил! Надо же было сторожить, а он… Но нет, он хороший. Просто наивный и никакого нюха. Человек, в общем, что с него взять?

Слышен шум поезда. Светка напрягается.

СВЕТКА: Хороший поезд! С него много бутылок и банок выбрасывают! Надо пробежаться вдоль путей, пособирать, пока другие не схватили. Никогда бы не поверила, столько старушек и стариков делают то же самое! Забирают наши со Стариком бутылки. Но ничего, я быстрее бегаю и крепче хватаю. Они меня боятся.

Появляются Бугаи. Осматриваются.

Б1: Смотри, как этот жмых на нашей шее подниматься стал?
Б2 (заглядывая в блокнотик): Платит исправно.
Б1: Может, мы с него мало берем?
Б2: Может и мало.
Б1: Ладно, разберемся. Еще пару недель, и поеду я путевочку в Италию покупать, а то там бабцы заждались, вино киснет!
Б2: Лучше в Африку. Там теплее.
Б1: Я негритянок не люблю, Как представлю себе… Мне кажется, что это кто-то из наших жмыхов, только давно не мылся.
Б2: Смешно. (достает калькулятор) Я вот тут представил: если у каждого, кто живет на Земле, мы бы могли отнять всего по 10 копеек, знаешь, Серый, какие деньжищи получатся?
Б1: Ну-ка, посчитай, Серый, интересно…
Б2: Счас… Значит, семь миллиардов… это сколько нулей?

Тыкая пальцами в калькулятор, Бугаи уходят. Возвращается Старик, несет с собой пирожок. Разламывает его пополам, половину отдает Светке. Молча едят. Съели.

СВЕТКА: Ну, пирожок не очень. Мяса мало.
СТАРИК: Ничего, Светка, не надо благодарить. Это же наш общий заработок. Червячка заморили! (похлопывает себя по животу, с удивлением достает ту самую коробочку) Тьфу ты! Купил пирожок — забыл главное спрятать. Вот, старый дуралей! Погоди, я сейчас!
СВЕТКА: Опять эта коробочка! Старик, ты мне когда-нибудь покажешь, что ты там прячешь? Что такое — твое самое главное? Покажи!
СТАРИК: Светка, ты чего? Что тебе не нравится? Я быстренько (шепотом) спрячу — и назад! (объясняя собаке) Постоянно перепрятываю, потому что… потому что это — самое главное, понимаешь? Это моя гордость! Ты что, хочешь посмотреть?
СВЕТКА: Покажи, Старик! Мне же интересно. Покажи-покажи-покажи! Не бойся, я не съем это.
СТАРИК: Зачем тебе? Это не игрушка, Светка. Это очень важно и очень секретно. Все! Я пойду это спрячу, а ты меня жди!
СВЕТКА: Покажи-покажи-покажи. Что? Не хочешь? Почему? Мы же одна семья теперь… Я же бутылки тебе приношу. Вещи твои от самых страшных защитила. Не бросила тебя, хотя две миски — знаешь, какое это искушение сверхсильное?
СТАРИК: Не дури! (прикрикивает) Сидеть! Вот так! Я скоро.

Старик уходит. Обиженная Светка остается.

СВЕТКА: Говорила мне Альма, что людям верить нельзя. Даже тем, от кого пахнет добротой и сосисками в тесте. Вот мой Старик. Хороший, казалось бы. Но и у него есть от меня секреты, которые ничем не пахнут. Прячет что-то. На меня кричит. Не надо на меня кричать! Я сама понимаю, когда нужно. Значит, для него эта коробочка — дороже, чем я. Обидно. По-собачьи, по-женски — обидно. Он так на меня посмотрел! И от него прямо злостью запахло, я никогда еще такого запаха от него не слышала. Придет, я ему руку покусаю!

Шум поезда. Невнятный издалека голос репродуктора: «Уважаемые встречающие! Поезд номер 26 Евпатория-Москва прибывает на второй путь! Повторяю…».

СВЕТКА (на голос): И не надо мне тут ездить и рассказывать!

Возвращается Старик.

СТАРИК (подчеркнуто бодро, как бы ничего не случилось): Светка, а вот и я! Светка!

Светка отворачивается, не реагирует. Видно, что Старику неловко. Но и гордость мешает признать свою грубость. Снова напевая «Надежду», Старик возвращается к пересортировке бутылок и сплющиванию банок. Светка демонстрирует обиду. Некоторое время каждый молча занят своим. Старик не выдерживает первым.

СТАРИК: Мне сказали, скоро не надо будет ходить через пять кварталов, чтобы сдавать это все. Представляешь, Светка? Придумали такие специальные автоматы, в которые ты бросаешь бутылку или банку, а он тебе — твои 30 копеек или сколько там. Называется «фандомат». И, говорят, несколько таких фандоматов поставят прямо около вокзала. Как ты себе об этом думаешь, а, Светульчик?
СВЕТКА: Меня больше вообще не трогает, что ты там такое говоришь! Я сама по себе — ты сам по себе. Жадина!
СТАРИК: Да! Да! Ты, безусловно, права! Мы делаем большое государственное дело: собираем и сдаем вторресурсы! Сколько металла мы экономим Родине, сколько энергии — ведь алюминий, ты мне поверь, я знаю — самый энергоёмкий металл. И потому очень дорогой. Мы с тобой тут банки сдаем, а где-нибудь в Сибирских школах благодаря этому — лампочки горят. Понимаешь?
СВЕТКА: И не надо тут мне заискивать и рассказывать про разное! Не прощу!
СТАРИК: Хорошо! Не только в школах, но еще — в зоопарках, в собачьих питомниках, в ветеринарных клиниках, наконец. А? Каково?

Пауза. Старик ждет реакции Светки. Светка делает вид, что она вообще ко всему, что связано со Стариком, равнодушна.

СТАРИК: Устала, наверное… Все! Перерыв в работе! Перерыв!

Старик из кучи вещей достает Светкин мячик.

СТАРИК: А что тут у меня есть, а? А кто у нас любит играть, а?
СВЕТКА: Ну, вот только не надо со мной, как с маленьким щенком…
СТАРИК: Але-оп!

Старик кидает мячик, Светка хватает его, короткое время играется, потом заставляет себя принять равнодушную позу и отталкивает мячик в сторону Старика.

СВЕТКА: Ладно, поиграйся, Старик. Я разрешаю.

Светка гордо отворачивается.

СТАРИК: Что, даже поиграть не хочешь? Ты не заболела? У тебя нос не горячий?

Старик подходит к Светке, трогает ее нос. Светка выражает недовольство.

СВЕТКА: Не надо ко мне лезть! У меня с носом — вес в порядке! Свой нос щупай!
СТАРИК: Все хорошо, нос холодный. Ну, что с тобой? Что ты такая скучная стала? На море хочешь. Потерпи немного. Черт с ним с чемоданом — не буду на него копить, с сумкой поедем. Ты рада?

Слышен шум поезда.

СТАРИК (поезду): Да погоди, не до тебя! (Светке) Светулечка, солнце мое… Ну, что мне для тебя сделать? Хочешь еще пирожок? На!

Старик достает пирожок. Протягивает Светке. Светка демонстративно отказывается и ложится спиной к Старику.

СВЕТКА (сквозь зубы): Подавись ты сам своим пирожком! Я умираю, раз ты такой.

Светка закрывает глаза и принимает позу умершей собаки.

СТАРИК: Доча, ты чего это? Тебя так в больницу увезут, а там злые врачи… (вдруг вспомнил) увезут! Контейнер же сегодня увезут! Вот я чучело, вот я идиот старый!

Старик быстро убегает. Так быстро, что тот пирожок, что он Светке предлагал, падает на землю. Светка удивлена.

СВЕТКА: И куда это он побежал, когда я тут вся такая? Для кого я, спрашивается, умираю? Вообще никакого уважения! (видит пирожок, подползает к нему) Потерял пирожок! Вот растяпа! Сколько я за этот пирожок бегала! Сколько бутылок с банками в пасти перетаскала, давилась пластиком этим противным… Поесть что ли перед смертью?

Светка есть пирожок. Возвращается Старик. Светка торопливо запихивает в пасть остатки пирожка, чтобы Старик не заметил, и возвращается в позу умирающей собаки.

СТАРИК: Все вы порядке, Светка! Успел. Но никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу. Забыл же, что по вторникам контейнер увозят, и спрятал там. А вчера что у нас было? Правильно, понедельник. Маневровый вечером на час раньше проходил. Успел! Как ты тут без меня?
СВЕТКА: М-м-м- м-м, м м-м-м-м, м-м.. (жует и сглатывает)
СТАРИК: Ну, отдыхай, набегалась… Я счас схожу, перепрячу…

Старик достает коробочку, Светка выражает интерес.

СТАРИК: О, оживилась! Тебя эта коробочка что ли интересует? Хочешь посмотреть, доча?
СВЕТКА: Опять ты меня дразнишь, Старик? Как не стыдно! А еще человек!

Старик пугливо осматривается, прислушивается…

СТАРИК (шепотом): Ладно, Рыжая. Я тебе покажу. Смотри, но очень быстро.
СВЕТКА: Что? Ты хочешь развернуть ЭТО? И мне можно посмотреть? Точно?

Старик торжественно, но прижимая к себе, разворачивает свое Главное. Зовет Светку посмотреть. Та подходит, он ей показывает, целует и тут же прячет. Светка сильно разочарована.

СВЕТКА: Все люди — идиоты. И лучший из людей, мой Старик — такой же.
СТАРИК: Нравится? То-то! Только ты никому! А то сразу — убьют и отнимут.
СВЕТКА: Ни запаха, ни вида, ерунда какая-то. Было из-за чего со мной ругаться. Если бы я была человеком, я бы никогда из-за такой ерунды ни себя, ни любимую собаку не мучила бы.
СТАРИК: Все! Жди меня, я сбегаю — отнесу.

Старик уходит. Светка ходит от кучи к куче.

СВЕТКА: Скучно. Когда была загадка — было интересней, а теперь что? Ну, похожу, что ли. Старик иногда вот также ходит. О чем-то думает. Поскуливает. И что он тут выхаживает? А? А смешно: лапы оставляют следы. Когда вот так идешь — вот такие следы. А когда вот так — такие. Сюда следы, сюда… точки образуют линии, похоже на небо, если присмотреться. Здорово!

Приходит довольный Старик.

СТАРИК (шепотом): Светка, так хорошо спрятал — просто блеск!

Шум поезда вдалеке. Старик прислушивается.

СТАРИК: Ага, 2ТЭ116… Хорошо! (Светке) Жизнь продолжается, Светик! Уже почти видно берег моря. Вперед! Пойду, поработаю — сдам немного вторматериалов. А ты тут сиди, жди меня.

Старик взваливает сетку с пустыми пластиковыми бутылками, уходит. Светка укладывается. Появляются Бугаи, Светка от них заползает за кучу бутылок — они ее не замечают.

Б2: Бля, нету жмыха. Опять свалил.
Б1: Ты чего меня притащил сюда, Серый?
Б2: Искать будем!
Б1: Что искать? Что, кроме банок, мы можем у этой нищеты найти?
Б2: Нищеты? Ты уверен, Серый? Знаешь, что у него есть? Знаешь? Ты и представить не можешь!
Б1: И что же у него такого, нах, есть?
Б2: Рыжье!
Б1: Чего?
Б2: Рыжье, дубина!
Б1: Это что – ты про его собаку, что ли? Ну, рыжая. Или что она, породистая? Денег стоит?
Б2: Серый! Да ты такой серый! Рыжье — это золото!
Б1: Не гони порожняк, Серый! Откуда у этого доходяги золото?
Б2: Есть у него золото. Есть. Мне один надежный жмых слил. Он сам видел. Вот такой кусок золота. Граммов пятьдесят, думаю, а то и сто, не меньше. По любому — это наше золото!

Бугай 2 начинает искать в банках и бутылках: заглядывать, разгребать и т.д. Бугай 1 неохотно к нему присоединяется. Светка в ужасе заползает еще глубже.

Б1: Мы до утра в этом говне копаться можем. Надо прессануть старика — сам отдаст. А?
Б2: Дело, Серый. Что мы, реально, чернорабочие что ли? Пошли, найдем этого урода.

Бугаи уходят. Светка выползает из своего укрытия.

СВЕТКА: Плохо дело. Эти страшные — самые страшные — у нас теперь все бутылки заберут. И мы со Стариком умрем от голода. Или они нас кинут под поезд, как того персонажа, чтобы все наши богатства присвоить. Что же делать? А что делать — бежать надо. Бежать! Бежать! А куда? Куда бежать? К Альме бежать! Она простит, она же сестра. И что, бросить Старика? А что поделать? Без бутылок мы околеем. Теплый дом под седьмой платформой сломали. Люди всегда все ломают, они не могут просто жить, они все портят. И что, бросить Старика одного с этими страшными? А что я могу сделать? Мне же так страшно, так страшно, что даже и не стыдно уже. Ну что, бросать Старика? Ведь страшно. Я вот как: я его не сильно пока брошу, а на чуть-чуть. Для дела! Я все устрою!

Светка убегает. Пауза. Шум проходящего поезда. Возвращается довольный Старик.

СТАРИК: Хороший день сегодня. Бутылок много насобирали. В приемный пункт очереди не было. Светка чуть не заболела и чуть не обиделась на меня, но все обошлось. И еще: теперь у меня от нее вообще нет секретов. Словно шпала с души упала, честное слово — настолько теперь легко! И главное: я так хорошо припрятал главное, так надежно! Повезло. Такое место нашел, что можно пару раз не перепрятывать! Настроение — отличное. А что? Сыт, одет, обут, Светка рядом, крыша над головой какая-никакая... Совсем скоро купим билет и… А еще одно: я делом настоящим занят. Нам же что важно? Не награды, не деньги, а — дело чтобы было серьезное. В нас генетически так заложено, что если мы не ощущаем своей нужности, своей необходимости — умираем, и все. И не за заслуги какие-нибудь. Мы же когда работали — а работали, себя не жалели совсем! — мы понимали важность нашего дела, а важность самих себя — этому нас не научили. Нас даже когда награждали, мы словно удивлялись: за что? зачем? Нам само наше дело уже было такой наградой. Вот и сейчас: мы же со Светкой стране сырье даем, металл, пластик и энергию экономим. Государственные задачи, понимаешь! Еще немного, и на сэкономленные нашим трудом средства можно будет построить новый тепловоз! Да даже если и полтепловоза — все равно здорово.

Появляются Бугаи.

Б1: Чего орешь, урод?
Б2: Как тебе тут у нас? Хорошо живется, в натуре?
СТАРИК: Все хорошо, спасибо.
Б1: Не сквозит?
СТАРИК: Все замечательно. Я регулярно плачу.
Б2: Думаешь, платишь нам эти копейки — и достаточно? Думаешь, жизнь стоит так дешево?
Б1: Не, ну твоя, падла, жизнь реально дорого не стоит — пара хороших ударов, а я это умею, и встречай родня на небесах меня.
Б2: Красиво сказал, Серый.
СТАРИК: Я выполняю, о чем мы договаривались.
Б2: Мы с тобой ни о чем не договаривались! Договариваться еще с тобой… много чести!
Б1: Где золото прячешь?
СТАРИК: Какое золото? Вы что? Откуда у меня… и вообще.
Б2: Не умеет врать жмых. Есть у него рыжье!
Б1: Ишь ты, Рокфеллер какой! Давай сюда наше золото!
СТАРИК: У меня ничего нет.
Б2: Врать — нехорошо. Разве тебя в школе этому учили?

Б2 бьет Старика наотмашь. Старик падает. Б1 подскакивает к нему, хочет ударить ногой. Б2 его останавливает.

Б2: Погоди, убьешь еще. Он умный старикашка, он же понимает, что у него нет выхода. Он нам сейчас все отдаст и останется жить. Так, жмых?
СТАРИК: У меня для вас ничего нет.

Пауза.

Б2: Ну, хорошо, ты считаешь, что ДЛЯ НАС у тебя ничего нет. Ладно. Вставай.

Б2 помогает Старику подняться. Когда тот встает, он снова сильно бьет его, Старик падает.

Б2: А вот сейчас — можно. Пару раз.

Б1 бьет два раза Старика ногой. Старик глухо вскрикивает.

СТАРИК (с земли): Нету у меня ничего! Нету, нету!
Б2: Врешь! Есть у тебя золото, жмых, точно есть. Я вас, сволочей, насквозь знаю! Где золото?

Б2 бьет ногой Старика, Б1 тоже хочет ударить, Б2 его останавливает.

Б2: Погоди. Сдох, что ли? (щупает Старика брезгливо) Нет, жив еще, просто сознание потерял. Черт, как с ними разговаривать? Чуть поднажмешь — окочуриться может, ищи потом его золото по всем путям и ямам.
Б1: И как тогда, Серый?

Б2 достает из кучи пластиковых бутылок бутылку с остатками какой-то жидкости, поливает на голову Старику. Старик приходит в себя.

Б2: Ну что, отец родной? Нехорошо тебе? А отдал бы сразу золотишко, оно ведь тебе не нужно. Что ты с ним делать будешь? Пойдешь сдавать? Да тебя в любом ломбарде сразу же — молоточком по голове и отберут. Отдай лучше нам, а мы тебе за это… два месяца денег с тебя брать не будем. Представляешь? Два месяца: живи, радуйся, прожирай все, что с бутылок получишь, красота! А?
СТАРИК (с земли, слабым голосом): Вы можете меня убить, я вам ничего не отдам.
Б1: Ах ты, сука! Вякает еще!

Б1 несколько раз сильно бьет Старика. Тот кричит и теряет сознание.

Б1: Только не говори, Серый, что я перестарался.
Б2: Перестарался ты, Серый. Вишь, я же с ним по-доброму начал. Он же старый советский козел: упрется, хрен чего получишь. Ему подохнуть будет проще, чем с принципами своими идиотскими… Вот что теперь делать? Глянь, жив он там?

Б1 смотрит Старика.

Б1: Вроде жив. (тормошит Старика ногой) Эй ты, скотина! Жмых!
СТАРИК (приходя в себя): Светка! Светка, доча! Больно! (осматривается, вспоминает все) Ребятки… Ох, ребятки, ребятки. Убивайте. Я молиться пока буду… Все равно не отдам.

Старик складывает руки и лежа молится, бормоча и вспоминая по ходу полузабытую «Отче наш». Бугаи в некотором замешательстве.

Б2: Старик, ты с ума сошел? Из-за какого-то куска золота готов жизнь потерять? Ты что? Так нельзя. Не по-божески это…

Старик молится, не обращая внимания.

СТАРИК: Все, я готов. Убивайте.

Пауза.

Б2: Больной! Пойдем, Серый. Я тебе скажу кое-что.
Б1: Мы еще вернемся! Готовь золото!

Бугаи уходят. Старик беззвучно плачет. Прибегает Светка. В ужасе видит избитого Старика, кидается к нему.

СВЕТКА: Старик! Старик, что ты?
СТАРИК: Светка, доча моя! Хорошая моя!
СВЕТКА: Это эти, да? Это они, да? Я так и знала! Пришли забирать наши бутылки, а ты не отдал? Ты защитил наши бутылки, Старик! Какой ты у меня. Как же тебе больно…
СТАРИК: Ничего, Светка. Ничего. Мы уедем отсюда.
СВЕТКА: У тебя кровь… Подожди, сейчас будет легче….

Светка начинает вылизывать раны Старика. Старику и больно, и щекотно, и смешно, и слезно…

СТАРИК: Что ты делаешь, Светка! Светка, мне щекотно! Перестань, дурочка моя любимая! Перестань! Доча моя! Доча!

Старик и радуется, и неловко отбивается от Светки, и дурачится с ней… Незаметно появляются Бугаи, смотрят на это все. У Б2 – палка с петлей на конце, которой ловят бездомных собак. Б2 резко подскакивает к Старику и Светке. Старик замечает его маневр.

СТАРИК (кричит сквозь боль): Светка, беги!

Но — поздно! Петля уже захватила Светку поперек туловища и затянулась. Светка рычит, щерится, рвется рвать Бугаев зубами, но палка надежно держит ее. Оба Бугая держат палку и смеются.

СВЕТКА: Пустите! Пустите! Я вас загрызу! Я вас... Пустите!!!
Б1: Попалась, стерва! Теперь не дергайся!
Б2: Я же тебе говорил!
СТАРИК: Отпустите мою собаку! Вы не имеете права!
СВЕТКА: Как больно! Старик, сделай что-нибудь! Они кинут меня под поезд!
Б1: Я тебе сказал — вернемся.
Б2: Мы отпустим твою собаку, когда ты отдашь нам наше золото. Полностью! Мы знаем, сколько весит этот кусок — не пытайся ничего от него отпилить, понял? Если до вечера не будет золота, мы твоего пса корейцам с рынка отдадим. На шапку. Они любят собак. С рисом!
СТАРИКА: Отдайте мне мою Светку. Я вас очень прошу!
СВЕТКА: Мне больно, Старик! Я задыхаюсь! Я умираю!
Б2: Готовь золото — получишь псину.
Б1: Понял, урод?

Б1 хочет ударить Старика, Б2 его удерживает.

Б2: Пошли, Серый. Пусть думает.

Бугаи утаскивают Светку. Старик плачет от боли и бессилия.

СТАРИК: Светка! Светка… Светка…

Старик, рыдая, падает, уткнувшись в руки. Пауза. Шум поезда, Старик на него не реагирует. Невнятные объявления про поезда в Севастополь, потом — в Симферополь. Старик лежит, словно умер. Появляется Альма, подходит к Старику. Трогает его носом. Старик вскакивает, думая, что это…

СТАРИК: Светка?! А, это ты… Черненькая. Видишь, горе-то какое.
АЛЬМА: Старик, а где Светка? Она прибегала ко мне сегодня, что-то там поскулила непонятное, что у вас тут хорошо, но не очень хорошо, и что она, конечно виновата, но чтобы я ее… и какой ты хороший и небольшой и как мало ешь… А что случилось? Ты весь избит? Пахнет дракой и собачьим ужасом. Где Светка?
СТАРИК: Не уберег я Светку-то… Враги узнали про главное. И что теперь делать? Они же изверги, они Сергеича под поезд — как на тормоз нажать, запросто. Они убьют ее. (осознавая) Они же убьют ее, дочу мою! Что делать, а, собака?

Старик гладит Альму. Ей сначала не нравится, а потом вроде ничего…

СТАРИК: Такие вот дела. Ладно. Посторожи бутылки, я скоро…

Старик, стоная от боли и хромая, уходит. Альма одна.

АЛЬМА: Да нет, зря я так на него. Рука мягкая, добрая. Кто его избил? Где сестра? Что здесь вообще случилось? Извиняться прибегала, это приятно. Я на нее, конечно, позлилась немного поначалу, а потом простила. Что с нее взять? Ведь ей так не повезло в жизни, так не повезло. Какое она могла получить воспитание на улице? Ее хоть кто-нибудь дрессировал? Она и лапу-то подать не может, не говоря уже о… Ее хоть раз вычесывали специальной щеточкой, которая щекочет и совсем не царапает? Да у нее и щеточки такой нет, она их сроду не видела ни разу. Жалко мне ее. В общем, все давно простила. И вот прибегает… кстати, лучше выглядит, чем тогда. Питаться, наверное, лучше стала. Это хорошо. Прибежала. Я как раз на прогулку своего хозяина вывела, смотрю — рыжая моя крутится неподалеку. Ну, конечно, я сначала сделала вид, что не знаю ее и никогда даже не нюхала. Потом смотрю — бежит ко мне, такая виноватая вся… Ну, тут и перестала я из себя болонку изображать. А Светка говорила что-то, вижу — гордость мешает прямо сказать: прими нас со Стариком. Потом задумалась о чем-то, к небу прислушалась, говорит «что-то плохое происходит!» И убежала. Уж я ей лаяла-лаяла, так она даже не обернулась. Пришлось, когда с прогулки домой уже шли, сделать вид, что что-то важное на улице забыла и — бегом из подъезда. Конечно, потом ругать будут, но сердце у меня не на месте было. Вот и побежала. Ладно! Хватит щенячьей лирики! Старик меня тут на посту оставил. Будем сторожить!

Альма начинает сторожить — прохаживается с гордым и недобрым видом, защищает бутылки. Возвращается Старик, прижимая к себе сверток с Главным.

СТАРИК: Ты тут? Охраняешь? Молодец. Счас передохну и пойду свою Светку вызволять.

Старик садится, бережно разворачивает, раскрывает, целует. Смотрит, любуется и плачет…

АЛЬМА: Не плач, Старик! Я сейчас найду нашу Светку, где она там? Сейчас вернется. Сейчас. Подожди. Бутылки пока посторожи тут, ладно?

Альма убегает. Старик не замечает этого, весь погружен в свои грустные мысли.

СТАРИК: Значит, пришло время. Да что я, в самом деле? Тут же живая душа, а это? Только хрупкие воспоминания. Три года берег. В самые трудные дни, когда голодал, словно в концлагере — не продал. Рука не поднималась. Ведь здесь, в этом — вся моя жизнь. Вся наша трудовая счастливая сложная жизнь. Но, видимо, пора… ладно! Не жалей. Сейчас главное — Светку спасти, а там… а там посмотрим.

За сценой — крики, шум, лай…

ГОЛОС Б1: Сука, руку мне укусила!
ГОЛОС Б2: Держи ее! Держи!
ГОЛОС Б!: Кровь!!!Как больно! Стой, сука! «Скорую» мне, срочно!

На сцену выбегают запыхавшиеся и пораненные Альма и Светка. Но очень гордые.

СТАРИК: Светка, доченька! Господи, какое счастье! Ты вырвалась!
СВЕТКА: Старик! Живой! Как здорово! Меня Альма спасла, представляешь? Как кинется на одного, как схватит его за руку, он и отпустил палку! А я как рванусь — и выскочила из проволоки!
СТАРИК: Светка! Светка! Все хорошо! Ты спасена! И смотри — главное тоже спасено! Как здорово!
СВЕТКА: Это все Альма! Это она! Она герой!!!!
АЛЬМА: Да ладно, подумаешь — куснула вовремя. Я еще и не то могу, меня научили.
СВЕТКА: Нет-нет! Ты просто чудо, Альма! Ты спасла и меня, и Старика! Смотри — он побитый, а как радуется?
СТАРИК: У тебя бок ранен? Надо мази какой-нибудь… и йода.
СВЕТКА: Это? Да это чепуха, Старик. Не переживай. Но нам надо бежать.
АЛЬМА: Да-да. Надо бежать. Мне точно надо бежать, а то меня моим же поводком… больно!
СВЕТКА: А нас возьмешь?
АЛЬМА: Рада, но… не могу.
СТАРИК: Так, Светка, доча, быстро собираем самое необходимое и — бежим! Собираемся, собираемся! Мячик, подстилка, пирожки, что остались. Деньги, конечно!

Старик лихорадочно собирает вещи. Светка и Пальма стараются ему помогать, подносят вещи, Старик сортирует: нужное — в сумку, ненужное — в сторону. Бутылки не берет, собакам это странно.

СТАРИК: Нет, Альма, бутылки мы оставим, черт с ними, не до бизнеса сейчас. Мы — только самое важное, потом пешком по путям до разъезда, а там — на другой вокзал, и уже оттуда — к морю. Главное, чтобы тамошние серые про главное не узнали.

Старик о чем-то задумывается, и перестает заниматься вещами. Светка и Альма приносят ему, кладут к ногам. Он не реагирует. Светка, стараясь привести его в чувство, тыкается носом ему в руку.

СТАРИК: Светка, подожди… А почему, собственно, мы должны бежать? Почему мы отсюда должны бежать, словно воры? Почему мы их боимся, Светка? Кто они такие? Почему вдруг они стали хозяевами нашей жизни? Ведь это мы своими руками обустроили жизнь на этой земле? Ведь все это — все тепловозы, все вокзалы, все платформы — все это нами создано. Нами! И мы живем тут, словно приезжие издалека бедные родственники, которым они разрешают жить. А почему? Ведь они — эти серые — ничего не создали. Они только жрут и прессуют, жрут и прессуют. Они, Светка, как блохи на собаке — паразитируют на теле нашей Родины. И мы их боимся. Почему? Почему?! Ты думаешь, они — сила? Какая у них сила, Светка? Вот тепловоз — это сила! Но ведь они, эти серые, они же даже дрезины собрать не смогут. Ведь все делаем мы! И будем делать — мы! Так почему нам нужно бежать с нашей собственной земли? От наших домов и тепловозов? Па-че-му? А?
СВЕТКА: Старик? ЧТО с тобой?
АЛЬМА: Сестра, смотри — от твоего Старика перестало пахнуть страхом!
СВЕТКА (с гордостью): Я же тебе говорила? Вот такой он у меня — смелый и сильный.
СТАРИК: Я никуда отсюда не уйду. Мы никуда не побежим. Зачем нам море? Здесь наш дом. Здесь мы строили и строим тепловозы, собираем металл, помогаем стране. Здесь должны жить те, кто работает. И я буду драться с каждым Серым. Пусть они уезжают!

Появляются Бугаи. У Б1 — перевязана рука на перевязи, Б2 хромает. Оба в крестиках пластырей.

Б2: Смотри, он здесь! Вместе со своей сукой!
Б1: Золото наше приготовил?

Бугаи надвигаются, вынимают ножи. Старик из-под кучи бутылок достает какую-то трубу, вроде коленвала, вооружается ею. Альма и Светка встают по бокам от Старика, ощериваются. Старик, словно вспомнив что-то, разворачивает коробочку, достает оттуда и прикалывает себе на грудь Золотую звезду Героя Социалистического труда.

Старик начинает смеяться. Бугаи удивлены.

Б1 (угрожающе): Ты чего, жмых?
СТАРИК: Все правильно. Теперь все правильно. Я вас не боюсь.
СВЕТКА: Мы вас больше не боимся!

Музыка. Затемнение.

КОНЕЦ