Я люблю тебя, бабушка

Москва, 2009 год

Действующие лица:

1. Света
2. Павлик
3. Бабушка
4. Нарко
5. Ганна (Галя)
6. Папа Ганны
7. Мама Ганны
8. Гир
9. Сева
10. Лупик
11. Геннадий Михалыч, доктор
12. Жанна, медсестра

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ПРОЛОГ

На сцену выходит Нарко. Всматривается в зал. Пауза. Нарко встает, садится, снова встает, снова садится, делает разминку. У него хорошее настроение. Ему не терпится. Нарко достает шприц.

НАРКО (с удовольствием, как дирижер перед оркестром): Начнем, пожалуй…

Щелкает пальцами и взмахивает шприцом, как дирижерской палочкой. Взрывается резкая рваная музыка и мельтешащий яркий свет. Под музыку на сцену врываются Света, Сева, Ганна, Гир, Лупик. Под дирижерством Нарко они танцуют ломано, страстно, нелепо, отчаянно и безжизненно, как марионетки в руках нестарательного кукловода. То ли танец, то ли ломки, то ли судороги…Нарко дирижирует, иногда задает движения, которые остальные неточно механически повторяют. Нарко по ходу этого безумного танца кого-то притягивает, кого-то отталкивает. Кого-то сталкивает.
Музыка доходит до нетерпимой какофонии и в верхней точке апофеоза свет и музыка резко обрываются. Света, Сева, Ганна, Гир, Лупик рушатся, где кто.
Тишина. Полуреальный-полумистический свет. Пауза. Нарко замер, улыбается, вслушивается, наслаждается зрелищем.
Нарко неторопливо обходит отключившихся наркоманов. Встав над каждым, всматривается, «вслушивается» в каждого… Улыбается… Словно представляет их и гордится своими произведениями.

НАРКО (над Севой, вслушиваясь): Что там? Ишь, ты - все тот же сон, ярко и не понятно! Ничего, не пугайся… (в зал) Сева. Моя гордость. Поэт. Очень талантливый, очень нервный, часто плачет… Ему всех жалко, бедненькому. Даже себя. Мечтает уехать в Парагвай. Пишет поэму о северном сиянии. Мастерски ворует из машин. Во сне ему больно. Но это пройдет, Сева. Надо только еще дозу. Вот проснешься — а ты сегодня проснешься, не бойся, тебе еще рано… Проснешься, маленький укольчик - и все будет хорошо…

Нарко переходит к Ганне.

НАРКО (над Ганной): Ганна. Галина. Красавица. Умница. Училась в университете на историка. Но какая, к черту, история, когда тут такой кайф?! Как это говорится – из весьма состоятельной семьи. Папа профессор и бизнесмен. Все занят, занят… Очень хорошо! Прелестно! Ей было так трудно раньше, так сложно, так непонятно, так… так как-то, эдак, в общем… Но все это - в прошлом. Теперь – никаких сомнений, сплошной праздник души! Она здесь и она счастлива. Потому что все стало просто: укол – счастье! Укол – счастье! Укол – счастье! Хорошо…! Когда кончаются папины деньги, она выходит вечером на дорогу и… нормально (смеется), пользуется спросом. (прислушивается) Ей опять снится ОН! Она влюблена. По уши, представляете? Любовь наркоманов — это очень трогательно. Потому что – без-на-деж-но. Дети, наивные дети… Что бы тебе, дорогая моя, ни снилось - героин сильнее любви.

Нарко переходит к Лупику.

НАРКО (над Лупиком): Лупик. Ленечка. Леня. Трогательный, бестолковый, бесполезный, наивный, глупый мальчишка. Его часто обижали. Он так страдал. Когда он пришел сюда, он так мучился, что одна дурочка малолетняя отвергла его чувства. (кривляется) А-а-а-а… О-о-о-о… У-у-у-у… А теперь? Теперь она ему – по барабану! Ему все равно – любит, не любит… Он счастлив! Он стал выше всего этого, всей этой любви и вообще – всех! Потому что обрел свою дозу кайфа. И живет теперь только ради кайфа. Только. Ради. Кайфа. Смысл жизни – кайф, все остальное — такая серость. (в зал, интригующе) Представляете, боится умереть! Мол, мне мало лет, я еще хочу пожить! Какая глупость, а? Чем дорожит! Вот этим? Этой вот…

Осматривает всех…

НАРКО: Вы стали выше других. Вам на всех наплевать. Вам никто не нужен. Только я — я, кто научил вас великому кайфу. Жизнь – дерьмовый спектакль. Суета. Ничего хорошего, ничего яркого. А тут… такое! Один укол — и вы парите над миром! Мои милые! Истинные дети мои! Как же вам хорошо со мной!

Во время слов Нарко спящие ворочаются и всхлипывают. Их действия, их лица, их жесты — все это совершенно контрастирует с убаюкивающими и торжествующими словами Нарко. Его монолог прерывается резким криком Лупика, который в ужасе приходит в себя. И своим криком будит Ганну.
Нарко, незамечаемый никем, некоторое время прохаживается вокруг наркоманов, потом уходит.

ЛУПИК: А-а-а-а-а-а!

Лупик резко садится, трет больную голову, с ужасом осматривается. Ганна просыпается, поднимает голову.

ГАННА: Лупик? Что — опять голова?
ЛУПИК: Болит, Ганна. Болит. Болит-болит-болит. Огромная. Как будка. Гудит. Сейчас расколется…
ГАННА: Тебе поесть надо.
ЛУПИК: Мне бы кубик еще. Вколи мне, а?
ГАННА: Лупик, нельзя так часто. Нельзя, терпи…
ЛУПИК: Болит. Ну, прошу же…
ГАННА: И не проси даже. Хочешь, чтобы крышняк совсем сорвало и — хорони тебя под забором?
ЛУПИК: Не могу. Как больно... (кричит сквозь боль) Гир! Гир, твою мать! Гир!

Гир просыпается, поднимает тяжелую голову.

ГИР: Хорошо… прибабахнулись… Клевый герыч, только с дурью. Таджики, гады, намешают всякой дряни, потом организм мучается. Но ничего. Счас поправимся. У кого-нибудь сигарета есть? (увидел Ганну) О, Ганна, салют — ты не подохла! Лупик, чего орешь?
ЛУПИК (просяще): Гир, друг, вколи мне еще, у меня так болит… Голова совсем…
ГИР: Деньги есть?
ЛУПИК: Я потом, Гир. Не могу я, такая боль…
ГИР: У тебя после каждого прихода такая хрень. Сколько раз говорили: не надо догоняться. Не умеешь – воткни пару и не вякай. А то получишь свой «золотой укол», и куда потом труп девать? Спалишь свою же хату. Тебе-то что, а нам где собираться? По подвалам от ментов бегать?…
ГАННА: Не надо, Лупик. У нас так Шизя помер. Светка! Светка, ты живая там?
СВЕТКА: Кажись, да. Счас. Ноги у меня…
ГИР: Да ладно, ноги! Ноги для кайфа – не главное.
ГАННА (Светке): Ты… Шизя, помнишь, как помер? Вставился хорошо, а ему мало. Он догнался и – откинулся… А Зяма? На моих глазах раскумарился, заорал и — все.
ЛУПИК: Гир!? Ну, пожалуйста…
ГИР: Девчонки, я не понял – сигарет нету? А пожрать?
ГАННА: А ты купил?
ГИР: А кто у нас хозяин? Лупик, у тебя из поесть осталось что-нибудь?

Лупик мучается головой…

ГИР (достает из кармана таблетку, кидает Лупику): На, полегчает.

Лупик ловит таблетку, засовывает в рот.

ГАННА: Гир, ты что!
ГИР: Не бздим! Не сдохнет. Лупик! Мы есть хотим.
ЛУПИК: Нету.
ГИР: Так сходи – купи.
ЛУПИК: Нету.
ГИР: Чего нету?
ЛУПИК: Ничего нет.
ГИР: Продай что-нибудь.
ЛУПИК: Все, что мог, уже продал. Были бы старики живы – убили бы, наверное, за вещи и за квартиру.
ГИР: А ты квартиру заложи. Возьми под нее кредит, то-се, вот и того…
ЛУПИК: Она на деда с бабкой.
ГИР: Так они же померли?
СВЕТА (как бы про себя): Помрешь тут, когда единственный внук…
ГИР (к Свете): Что там такое?
СВЕТА: Ничего, все в порядке.
ГИР: Так как, Лупик?
ЛУПИК: Надо наследство оформлять… А родители только осенью приедут.
ГИР: Ничего, мы с тобой к этой теме вернемся… (громко, всем) Значит, ни поесть, ни денег у нас нет? Сева! Се-ва!
СЕВА: Я сплю.
ГИР: Деньги есть?
СЕВА: Не думаю…
ГАННА: У меня еще немного есть… (отдает деньги Гиру)
ГИР (повеселев): Ладно, схожу, спасу вас. Заодно за герычем съезжу – (Лупику) вчера весь ушел, так что… А вы, пока я не приду, подумайте, чем сегодня дяде за героин платить.
ЛУПИК: А если тебя заметут? Мы что, без герыча останемся?
ГИР: Ты чеканулся, что ли? Не вякай под руку! Сказал — значит приду!

Гир уходит. Ганна подходит к Севе.

ГАННА (Севе): Севка, ты как?
СЕВА: Плохо.
ГАННА: Я тоже.
ЛУПИК: Светка, а давай твоих предков какому-нибудь коллекционеру задвинем?
СВЕТА (шарит вокруг руками, находит альбом, прижимает к себе): Обалдел?
ЛУПИК: Шучу. Где же взять денег?
СВЕТА: Тронешь мой альбом — загрызу. Насмерть.
ЛУПИК: Что, и посмотреть нельзя?
СВЕТА: Посмотреть можно…

Света протягивает Лупику альбом. Лупик берет альбом, листает…

ЛУПИК: Опа! Ни фига себе. Вот люди жили… А мы поначалу думали, Светк, что ты гонишь. Ну, насчет того, что тебя с этим фотоальбомом в детдом определили, когда родичи в автокатастрофе погибли. Думали: знаем мы этих детдомовских, у них на семейной почве с головой не все в порядке. Гир говорил: да ладно, украла где-нибудь по малолетству, и таскает, показывает всем, как будто у нее предков полно.
СВЕТА: Дураки вы все. И сволочи.
СЕВА: Не обижайся. Красивая история. Жалко, что все твои предки умерли. И что тебе, кроме как в детдом или сюда, идти просто некуда.
СВЕТКА: Некуда…
СЕВА: Жалко…
ГАННА: Жалко…

Света забирает у Лупика альбом.

СВЕТА (зло): А себя вам не жалко? Себя? Подохнуть сегодня или завтра — не жалко?

Музыка. Освещение слабеет. Света листает альбом. И на заднике один за другим проявляются фото из ее альбома…

Музыка, слайды, тихий свет — все прерывается с приходом Гира и Павлика.
ГИР: Зырьте, братаны! Парень ни разу герыча не пробовал.
ПАВЛИК (робко): Меня Павлом зовут. Павликом.
ЛУПИК: Что, совсем беспонтовый?

Стоп-кадр. Павлик видит Свету. Света видит Павла. Они влюбляются сразу. Сцена дальше – полуреальная…

??????????????7

ПАВЛИК: Здравствуй.
СВЕТА: Здравствуй.
ПАВЛИК: А ты мне снилась…
СВЕТА: А ты мне тоже…
ПАВЛИК: И что теперь?
СВЕТА: Я не знаю…
ПАВЛИК: Я тоже не знаю…
СВЕТА: Беги отсюда. Беги!
ПАВЛИК: Нет.

ЛУПИК: Что, совсем беспонтовый?
ПАЛИК: Нет, ну почему? Пыхали с ребятами всякую травку, ништяк. Нюхали иногда разную дурь. Мне нравилось. Но в последнее время как-то не втыкает. Колеса тоже – сначала ничего вроде, а потом совсем ничего. Все говорят «герыч, герыч», но стремно – где брать? Можно спалиться. Да и дорого. И попробовать надо – вдруг не покатит. А тут Толик говорит, что сегодня день рождения и угощают. Я не знаю, наверное, неудобно…
ГАННА: Кто такой Толик?
Гир (Ганне): Какая разница? (Павлику) Почему же — удобно. Давай руку. Новобранцев у нас принято угощать бесплатно. Пойдем!

Гир за руку уволит Павлика. Тот кидает взгляды на Свету.

ЛУПИК: Гир, но как же…
ГИР (уходя со сцены, Лупику): Потом и тебе. Но авансом, Лупик, авансом. Потом поговорим…

Уходит. Лупик заметно оживляется…

ЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖЖ

э

Затемнение. Музыка.
Из затемнения – проекция слайда на задник: Девочка во дворе. Смена кадра. Любительская съемка. На задник начинают ритмично проецироваться фотографии девочки из семейной съемки. На сцене становится видна фигура отца, который сидит перед слайдоскопом. Щелк – заработал магнитофон. Старая бытовая запись. Детский голос читает стихи. Щелк – зажигается свет. Стоит Мама.

Мама: Женя, перестань. Сколько можно себя добивать?

Мама выключает магнитофон, отставляет подальше бутылку.

Мама: Перестань. Так получилось. Пожалуйста, не надо. Я сама еле держусь. Сева пришел. С другом.

Папа встает, доходит до бутылки, наливает.

Папа: Зачем? Ты сказала?
Мама: Нет, конечно. Сева!

Заходит Сева, потом Гир.

Сева: Здравствуйте, Евгений Александрович.
Папа: Здравствуй, Сева. Раньше ты звал меня дядя Женя. Сева, ты можешь мне объяснить — почему? Как так получилось? Вы же с трех лет дружили, в одном классе все десять лет, на даче – рядом, на дискотеки я ее с тобой отпускал… Ты стихи Светочке посвящал на дни рождения, помнишь? Сева, как же так получилось? Как же ты не углядел? Как же мы с тобой не углядели, что какая-то сволочь, какая-то мразь нашу Светочку… на иглу?
Мама: Все будет хорошо, Света вылечится и мы навсегда уедем отсюда.
Папа: Сева, ты знаешь — кто это? Знаешь?
Сева: Евгений Александрович, дядь Жень, теть Тамар – я не знаю, как так получилось. Для меня самого это было таким потрясением. Светка и вдруг – наркотики. Я был раздавлен, просто убит… я писать не мог неделю. Я не знаю, кто это. Я бы сам, своими руками…
Гир: Будем надеяться, что у нее это пройдет...

Пауза. Папа и мама смотрят на Гира.

Сева: Это – Гир, мой друг, он тоже пишет. Светочку знает, видел ее несколько раз…
Гир: Это большая беда.

Появляется Нарко с группой. Его видят и слышат только Сева и Гир.

Нарко: Долго вы эту канитель будете разводить? Узнали, где Света Рыжая? Где они ее прячут? Или будете эти папикины сопилики выслушивать? Не бойтесь, они меня не видят.
Гир: Кстати, я знаю одну замечательную клинику. У меня там врач – знакомый, тоже – начинающий писатель. Можно было бы Свету туда устроить. Отличная клиника. Почти всех вылечивают…
Нарко: Браво! Хороший ход.
Папа: Спасибо, нам клиника не нужна.
Мама: Спасибо, мы уже… (осеклась)
Сева: Вы же говорили, что она к бабушке поехала?
Нарко: Мимо! Вот они уже и насторожились. Сейчас будут вас выпроваживать…
Мама: Да-да, к бабушке. Женя! У тебя через час – кафедра.
Папа: Да-да… Ребята, извините, мне надо… Сева, ты мне – как сын. Если что-то узнаешь…
Сева: Сразу же к вам, Евгений Александрович. До свидания.
Гир: До свидания!
Нарко: Сорвалось. Жаль. Светка нам нужна.

Уходят. Папа опять наливает, садится в кресло, включает слайдпроектор и магнитофон. Детский голос читает стихи на фоне музыки, на заднике – фотографии девочки. В сумрачном свете на авансцене появляются фигуры, которые танцуют мистический танец под музыку, звучащую из домашнего магнитофона. К рампе выходят Сева и Гир. На их разговоре все сзади – темнеет, глушится и сворачивается.

Сева: Нехорошо как-то перед Евгением Александровичем получилось…
Гир: Да, редкостные сволочи. Таких давить надо, как блох.
Сева: Перестань, Гир. Они хорошие. Они мне как вторые родители. Мы все детство со Светкой вместе. Придешь к ним — конфетами угощают, пластинки ставят… В парк нас водили на карусели…
Гир: Ты, поэтик мой, эти глупости брось. В зоопарк водили! Хорошие! Эти хорошие тебя завтра же за решетку отправят, как только узнают, что ты – не такой, как они. Хорошие! Такие хорошие, что Светку от тебя прячут… Ты же ей ничего плохого, вы же страдаете друг без друга, а они…
Сева: Они тоже по-своему любят Свету. Им просто трудно понять…
Гир: Смотри, Севка. Мы столько хороших парней из-за этого потеряли. Нельзя предкам доверять, совсем нельзя… Сейчас тоже: кто – кого, обычная история. Про Ромео и Джульетту читал? Та же фигня! Вот что: надо им отомстить.
Сева: Нет, Гир, нет. Перестань! Ты уже совсем. Нельзя так. И еще: вспомни, ты сам говорил, что наркотики – это не навсегда. И ты это понимаешь. И я это понимаю. Придет момент и мы бросим. Когда надо будет бросать — бросим.

Появляется Нарко, стоит сбоку, у кулисы, его никто не видит.

Нарко (словно про себя): Эх, Сева-Сева…
Гир: Эх, Сева-Сева.
Нарко: Хороший ты парень, тонкий, интеллигентный, стихи пишешь…
Гир: Хороший ты парень, стихи пишешь…
Нарко: Но ты со мной не спорь.
Гир: Но ты со мной не спорь, ладно? Не спорь…

Сева и Гир расходятся в разные стороны.

Нарко: А про то, что наркотики — не навсегда, это истории для идиотов. Я никого не отпускаю. Со мной так нельзя. Из моего лимузина не выпрыгивают. Я сам выталкиваю – прямо под колеса.

СЕСТРИНСКАЯ. Громкая музыка из магнитофона. Медсестра Жанна у столика что-то записывает и напевает, иногда вскакивая и изображая под музыку.

Жанна (под музыку): Ла! Ла-ла-ли-лала! Когда я маленькой была, я только водочку пила! Вот! На сцене – звезда психоделического рока – Я-аааа!. Рок против наркотиков! Наркотики против рока! Задушим здоровым роком каждого наркомана! Рок и секс против наркотиков!!! Даешь рок! Даешь секс!!! Изведем здоровым сексом всех нездоровых наркоманов! Мировая сенсация! Великие врачи победили наркоманию! Вручаются нобелевские премии! Король Швеции просит руки и сердца… не-е, он старый. Венчание в церкви после вручения премий! Впервые в истории: лауреаты становятся мужем и женой! Йес!

Приходит Доктор, смотрит на это все, выключает магнитофон.

Доктор: Жанна, вы опять с вашей музыкой. Истории болезни проработали?
Жанна: ГенМихалыч, извините, но мне так легче сосредотачиваться на ваших рекомендациях. Истории просмотрела, все в них поправила, как вы и говорили.
Доктор: Как наши подопытные?
Жанна: От последнего сеанса еще не совсем очухались.
Доктор: Очень хорошо. Моя методика острой стрессовой терапии… Когда я в скором времени ознакомлю с ней медицинский мир, она… Жанночка, а почему вы не записываете?

Жанна кидается к столу, начинает записывать за Доктором.

Доктор: Моя методика, которая потрясет наивное представление о невозможности лечить наркоманию… в ее основе лежат мои исследования о глубинных нейротических связях, основах человеческой подпсихики, открытие трансэмоциональной кодировки и дешифровки генетических психомоделей…
Жанна: Вы гений, ГенМихалыч! Можно я вас поцелую? Очень благоговейно…
Доктор: Потом! Поэтому, Жанна, как я говорю? Одно из первейших формальных условий – полная изоляция от внешнего мира. Полная!!! Никаких передач, свиданий, встреч, телевизоров и радиов. Никаких лишних контактов. (Доктор начинает гладить Жанну.) Только одобренные моей теорией.
Жанна (с придыханием): Я так понимаю вашу методику.
Доктор (продолжая): И на фоне полного эмоционального вакуума, чистого, оголенного (Жанна начинает расстегивать халат) происходят взрывы… стрессовой… терапии…
Жанна: Стрессовой… стрессовой терапии. Это сон!
Доктор: Да! Именно! Наркотики по-гречески – «сон». Жанна, разбудите сознание! Потрясите его! Трясите! И не надо его жалеть! Эти наркоманы по собственной воле уничтожают генофонд нации!

Доктор с Жанной уже давно встали и как бы вальсируют под текст Доктора. И оказываются за ширмой с контровым светом. Их тени движутся достаточно недвусмысленно. Стук в дверь, заходит санитар.

Доктор (за ширмой): Не мешайте! Мы спасаем генофонд нации!
Жанна: О, да!
Доктор: Мы спасем! Мы сможем!

Появляется Нарко, включает магнитофон Жанны, начинает подтанцовывать. Тени за ширмой начинают двигаться в такт музыки и рисунка танца Нарко.

Доктор: Вы чувствуете, Жанна?
Жанна: Да! Вы – гений!
Доктор: Я – гений. У нас! Все! Получится!!!

Затемнение. На авансцене на больничной кровати – Света Рыжая. На дургой кровати спит Света Сетлая.

Света Р: Если бы не Светка Светлая, я бы, наверное, не решилась пойти лечиться. И меня нашли бы однажды со взорвавшимся сердцем. У наркоманов взрывается сердце. Не выдерживает. Ему хочется жить, сердцу, а его глушат наркотиками. Оно кричит, оно болит, оно стучится в мозги, как в запертую железную дверь – бух, бух, бух. Виски выламывает наружу, мурашки по телу, волосы крошатся, суставы скручивает в узлы, а мы все равно, как идиоты, как упрямые самоубийцы. Я так не хочу умирать… Милая мама! Я вдруг поняла, что если я умру, вы с папой этого не переживете. Вы так любите меня. Вы даже слишком сильно любите меня. Слепая любовь. Нет, я во всем сама виновата. А Гира я потом убью. Севку вылечу, а Гира – убью. Клянусь.
Света С: Эй, Рыжая Светка! Ты чего не спишь?
Света Р: Не спится. Ломает как-то.
Света С: Ширнуться хочется?
Света Р: Тянет. Но мы договорились…
Света С: Меня первое время ломало так, что готова была решетки на окнах грызть. Теперь прошло.
Света Р: Совсем прошло?
Света С: Не-а. Все тело как на измене.
Света Р: Хорошо, что нас теперь вместе положили.
Света С: Это у них еще один какой-то эксперимент. Главное —держаться.
Света Р: Я не хочу возвращаться. Я хочу соскочить. Здорово, что ты меня притащила.
Света С: Ты сама — молодец. Чтобы вот так прямо все выложить родителям. Если бы у меня были родители, я бы, наверное, не смогла.
Света Р: Смогла бы. Ты вон какая сильная. У тебя челка отросла. Тебе идет.
Света С: Ага, санитаров обоевывать.

Появляется очень бледный Лупик с альбомом в руках.

Света С: Лупик?! Ты как сюда пробрался? Здесь же полный алис капут! А у тебя сигаретки нет случайно?
Лупик: Привет, девчонки! Рыжая, ты тоже здесь? Круто! Света, ничего удивительного. Мне уже везде можно. Я сегодня вечером умер.

Пауза. Музыка.

Лупик: Вроде нормальный был приход, кайфовый. Я отошел уже, а потом лег и внутри как будто все оборвалось. Летел-летел куда-то, смотрю – умер. Зато теперь никакая абсинентка не ломает и герыча не хочется.

Девушки в ужасе. Появляется Малаец с топором.

Малаец: Леня, а девуськи – калосый. Им есе лано. (уходит)
Лупик (Свете Светлой): У тебя завтра – день рождения, я знаю. Вот (подает альбом). Подарок. У меня ничего нет, и я принес тебе твой альбом. А то потеряется еще. Если бы я не умер, то я бы обязательно тебе сказал, что я люблю тебя, Светка. Давно люблю, целых три месяца. Лечись, Светка, и живи. Я два раза пытался покончить с наркотой – не смог. Кишка тонка оказалась. Если можно, помните меня. Я вам еще приснюсь как-нибудь, если захотите. Прощайте, девчонки.

Лупик уходит. Музыка. Девушки словно встрепенулись.

Света Р: Это глюки?
Света С: Конечно, глюки. Столько времени без дозы…
Света Р: Жалко Лупика.
Света С: Его Леней звали?
Света Р: Да. Ленька. Из соседнего двора. На аккордеоне учился играть, в летный кружок по здоровью не прошел, кошка у него была – серая в полоску. Света, я не хочу умирать.
Света С: А мы хитрые. Мы не умрем. Мы вылечимся.
Света Р (пауза, долго смотрит на нее): Ты сама в это веришь?
Света С: Стараюсь. Эх, покурить бы… Но нельзя — Минздрав.
Света Р: Вот что, Светик мой светлый, покажи мне свой альбом. И совершенно не важно, откуда он у тебя взялся.
Света С (заводясь): Это мой альбом! Это мои родственники!
Света Р (полуистерично): Тебе что, жалко показать альбом? Или лучше пойдем к санитарам сигареты клянчить?
Света С: Извини. Пожалуйста. Смотри. Это – моя бабушка сидит за обеденным столом, ждет гостей. А это – лаборатория, в которой мой прадедушка занимался своими изобретениями. Это прадедушкин кабинет — у него дома был свой кабинет и бабушке, ну, его дочке – туда не разрешали заходить. А это моя бабушка со своими мамой и папой-изобретателем в парке. Какие тогда платья смешные были! А это вообще отпад: моя бабушка со своей бабушкой. Ее бабушка – значит, моя прапрабабушка — была детской писательницей. У нее даже несколько книг вышло. Давно, еще совсем до войны.

С какого-то момента фотографии проявляются на заднике – больничной стене

Света С: А вот здесь моя бабушка с друзьями. А вот моя бабушка в деревне, пытается корову доить, представляешь? А вот бабушка готовится к своему дню рождения. (фотография на стене замирает)
Света Р: А у тебя правда завтра день рождения?
Света С: Правда. Мне исполнится целых восемнадцать лет. Большая удача. Многие из наших до восемнадцати не доживают. Сгорают, как мотыльки. Глупые наркотические мотыльки…
Света Р: Лупику было меньше. Лет шестнадцать. А сколько исполнялось твоей бабушке? Ну, когда фотографию сделали?
Света С: Не знаю…
Бабушка (она из снимка… как бы материлизовалась): Восемнадцать. Мне завтра тоже исполнится восемнадцать. К папе зашел товарищ – коллега по работе, инженер, с фотоаппаратом. И решил меня сфотографировать. Говорил: это будет последнее фото в твоей подростковой жизни. Смешной такой. С усами, как у Буденного. Песни пел, когда они с папой в кабинете выпивали… Его сын был в меня влюблен. Краснел, заикался, вещи ронял… Мне это ужасно нравилось.
Света Р: Всем глюкам –глюк.
Света С: Здравст-вуй-те. Вы кто?
Бабушка: Посмотри на фотографию. Узнаешь? Светочка, я твоя бабушка. Ну, я потом стану твоей бабушкой. А пока мне 17 лет и 364 дня. Завтра соберутся гости, мне подарят кучу подарков, лучший из которых – велосипед конструкции моего папы. Девочки! Какой это был велосипед! Благодаря велосипеду, кстати, я через год познакомилась с твоим будущим дедушкой. Он учился на математика, блестяще играл в шахматы и влюбился в меня, как лебедь – с первого взгляда и на всю жизнь. Я была самой счастливой велосипедисткой во всем парке, во всем городе, во всем мире…
Света С: Все классно, но я чего-то не втыкаюсь ни черта…
Бабушка: И не надо. Не надо ничего стараться понимать. Я нужна тебе. И я пришла. Пришла, чтобы помочь. Это – главное, все остальное – детали, о которых можно забыть, чтобы не запутаться окончательно. По крайней мере – пока забыть. Постепенно разберемся.
Света С: То есть, вы из прошлого, которое потом станет будущим моим прошлым? Клево. Это конечно полный бред, белая горячка и все такое… Но клево. А, Свет? (бабушке) А может, вы знаете, что будет потом? Мы вылечимся?
Бабушка: Я много чего знаю, что было. А что будет с вами потом – не знаю. А про тебя, Светочка, скажу одно: ты должна в свое время тоже стать бабушкой. Потому что если ты не станешь бабушкой, жизнь на земле прекратится. Так просто… Не бойся, я помогу тебе.
Света Р: Блин, прямо фея из кувшина… Кино.
Бабушка (Свете Р): Да! Точно! Как только нам исполнится по восемнадцать, мы пойдем в кино. На взрослый вечерний сеанс! Мне родители обещали…

Затемнение. На авансцене появляется Сева.

Сева: Это кошмар. Это капкан. Я дурак, я идиот, я кретин. Так подсесть, так капитально подсесть на иглу. Я падаю. С каждой дозой я все глубже и глубже падаю в пропасть. Мне мерещится, что я сам себя вместе с наркотиком ввожу в свою вену и там захлебываюсь в собственной крови – вонючей и склизкой, как протухшее болото. Я превращаюсь в ничтожество. Мой мозг уже ничего не сочиняет, он воюет со ной. Я бы этого известного поэта голыми руками задушил. Я бы его задушил, если бы он сам не подох под шприцом. Ярчайшие образы! Обострение чувств! Раскрепощение фантазии! Подонок! Он меня элементарно посадил на иглу, чтобы я у него герыч покупал. Первое время был кайф, подъем, сотни исписанных страниц. В основном, бред какой-то, но были и откровения. Потом отрезало. Потом наркотик стал моим хозяином. Он творил, что хотел. Он стал мне нужен как воздух. Чтобы нормально поесть, поспать… Я уже сейчас книгу не могу почитать, если не вкололся! Я раб наркотика! Какие стихи? Я уже год ничего не пишу, не могу. Еще немного, и я начну воровать у родителей деньги. А потом буду выходить на улицу и грабить. Я боюсь себя. Все. Не могу. Мне надо вколоться. Мне надо вколоться, иначе я начну кидаться на людей, могу убить, могу… Мне страшно. И очень больно. Все тело ломает. Думать не могу. Надо вколоться… Простите меня все…

Сева поворачивается, дают свет и он оказывается в компании наркоманов. Вся компания (кроме Торчка и Лупика) плюс Гир.

Гир: О, наш поэт. Примем дозу?
Сева: Давай скорее, меня уже ломает.
Гир: Деньги есть?
Сева: Я отдам потом, завтра отдам.
Жюли: Гирушка, он отдаст. Вколи ему.
Гир: Хватит гнать! Я и так из-за вас уже столько должен. Я же вам не красный крест!
Жюли: Мне предки на день рождения кулончик подарят.
Гир: За тобой такой должок, что никакого кулончика не хватит.
Сева (кричит): Сделай мне укол, сволочь!

Сева лихорадочно шарит по карманам. Находит ключ. Протягивает Гиру.

Сева: Вот, ключ от Светкиной квартиры в залог возьми. Думал, потерял, а он в дырку провалился.
Гир (берет ключ): Ладно, в долг. Только ради нашей дружбы.

Гир делает Севе укол. Сева опускается на пол и начинает плакать. К нему подходит Жюли, успокаивает его. Появляется Торчок с Павликом.

В конце танца – затемнение. На авансцене — Доктор и Жанна.

Доктор: Жанна, вы готовы? Сегодня приступаем к терапии фаза Си. Понимаете меня?
Жанна: Конечно. Я взяла с собой валидол.
Доктор: Вперед!

Они поворачиваются и заходят в палату к Светам. Бабушку не видят. Берут Свету Рыжую, усаживают в специальное кресло, застегивают ремни на руках. Жанна делает Свете укол. Во время всех этих манипуляций Доктор рассказывает Жанне.

Доктор: Я кофе почему-то не люблю. Практикующие медики обычно злоупотребляют кофием – знаете, ночные дежурства, нервы, то-сё, а я как-то с детства не поклонник. Вот чай, особенно если с малиновым листочком или мелиссой – это по мне. Могу целый термос за вечер выпить, представляете?
Жанна: Я на рынке мелиссу видела. Надо будет купить.
Доктор: Это хорошо. Особенно если с маковыми сушками. (смеется) Как-то по старинке получается. Вы еще подумаете, что я – совсем старый уже.
Жанна (смеется): Да какой же вы старый, придумаете тоже. Вы еще любого молодого за пояс заткнете. А в медицинском деле равных вам просто нет.
Доктор: Вы все шутите, Жанночка, все шутите. Готово у нас?
Жанна: Да.
Доктор: Тогда сразу и приступим.

Доктор и Жанна надевают резиновые халаты, как для рентгена (или как у мясников), перчатки, включают ядовито-фиолетово-кровавый свет. Сцена приобретает жуткие очертания. Появляются два санитара – тоже в халатах, перчатках, масках…

Доктор: Света, смотрите сюда, сюда, сюда. Вы смотрите сюда и слушаете меня очень внимательно. Весь ваш слух, каждая ваша клеточка слушает меня и только меня.
Света Р: А свет нельзя как-нибудь, чтобы не в глаза…
Доктор (неожиданно громко и визгливо): Не-ет! Молчать!!!

И вдруг – резкая рваная музыка, санитары прямо к ушам Светы Р. подносят динамики. И поверх музыки – голос Доктора.

Доктор: Наркотик жрет вас изнутри!!! Жрет вашу печень! Жрет ваше сердце по кускам! Вот так (доктор и санитары показывают): амм, амм, амм… Высасывает ваши мозги! Сосет! Сосет!

Доктор с Жанной вытанцовывают вокруг кресла со Светой. Это напоминает танец вокруг Павлика. Появляется Малаец. Доктор, Жанна и санитары подскакивают к Свете, щипают ее, дергают, хватают, кричат в лицо…

Доктор: Он тебя пожирает! Ты никто! Ты — не человек! Ты — навоз наркотика! Если подохнешь, все только обрадуются! Люди ненавидят тебя и ждут твоей смерти! Ждут, когда наркотик пожрет тебя полностью! И он — жрет и будет тебя жрать!!!

Бабушка подбегает к Доктору, хватает его за фартук и резко дергает. Доктор падает, с его падением музыка обрывается. Света Рыжая навзрыд плачет. Бабушка, успокаивая ее, расстегивает ремни на кресле.

Доктор (с пола): Жанна, я что-то не понял…
Жанна (на Бабушку): Ты кто такая, подруга? Чо надо? Чо ты в чужие разборки лезешь? У тебя лишние органы нашлись? Вали откуда родилась! Взять ее!

Жанна помогает доктору подняться. Санитары подходят с двух сторон к Бабушке, хватают ее за руки. Бабушка очень спокойна.

Доктор: В карцер ее! Потом оформить как буйную и лечить. Серьезно лечить. Мы это умеем.
Света С и Света Р: Не трогайте ее! Оставьте ее в покое!
Жанна (подавая таблетку Доктору): Валидолу, ГенМихалыч?
Доктор: К черту! Кто это такая? Журналистка?
Жанна: Не знаю, извините меня. Я никого не пускала.
Света С: Это моя сестра.
Бабушка (очень спокойно): Геннадий Михайлович! Пусть все выйдут на три минуты. У меня есть для вас важный разговор. Пожалуйста. Это в ваших интересах. Или мне сказать при всех?
Доктор (жест руками «идите все» и — санитарам): От двери – ни на шаг.

Все выходят. Остаются Доктор, Бабушка и Малаец. Изучающе смотрят друг на друга.

Бабушка (Малайцу): Все – значит все. Уходи.
Доктор: Вот только заговариваться со мной не надо! Для этого есть медсестры и санитары!

Малаец сильно удивлен. Молча покидает сцену.

Бабушка: Геннадий Михайлович! Вы взрослый человек, у вас трое детей по разным семьям и четыре уголовных дела, которые вам удалось замять. Лекарства продаете, через некоего Антонова, справки левые выписываете… Зачем вам эти эксперименты? Зачем вам мучить девочек, которые и без того – как канатоходцы без страховок. Перестаньте, Геннадий Михайлович. Иначе кое-что про вас станет известно всем. Договоримся так. Вы прекращаете эксперименты над девочками. Я остаюсь с ними, но ни во что больше не вмешиваюсь. Все остальное в клинике – ваша зона. Эта палата – моя. Я думаю, у вас нет выбора. Идите.

Немного подумав, доктор идет к выходу. У самой кулисы резко поворачивается к Бабушке.

Доктор: Честь имею! (уходит)

В палату заходят обе Светы. Света Р. все еще не может успокоиться.

Света Р (сквозь слезы): Нас за людей не считают. Травят, как тараканов, обзывают, издеваются… Наркоман – хуже прокаженного. Жизни нет.
Бабушка: Доктор больше не будет.
Света Р: Разве только в докторе дело?
Света С: Светин папа, когда она ему сказала, побил ее, сильно побил. За всю жизнь пальцем не тронул, сюсюкал над ней, пылинки сдувал. А ведь она сама, честно… И все они – так же. Им лучше врать. Они сами будут себе врать, что все в порядке, просто ребеночек сильно устал, вот потому у него глазки остекленевшие. А тута (показывает на сгиб локтя) – тута комарики, может, покусали? Хорошо, что у меня предков нет. Ой, извини… Это я в сердцах.
Бабушка (продолжая успокаивать Свету Р): Все уладится… И сил у вас хватит, и все будет хорошо, вот увидите… Только надо постараться, постараться, постараться. Всегда есть кто-то, кто готов помочь. Всегда есть что-то, на что можно опереться. Всегда и у всех есть, ради чего жить. Когда мне было восемь лет, у меня появился первый в жизни поклонник. Мальчик Сережа. Он жил через подъезд от нас. Сережа специально всегда проходил мимо наших окон, даже когда ему нужно было идти в другую сторону. Он несколько раз покупал мне мороженое, я тайком в подъезде его съедала, мне было нельзя, у меня было горло. Он носил мой портфель. Он писал мне записки большими печатными буквами и прятал их в подъезде за батареей. Каждое утро я находила новое послание. Три, иногда четыре строчки. Смешные… например: «Мне вчера приснилась война и ты была на ней самая красивая»… Или: «Сегодня я буду мечтать о том, как спасу тебя от пиратов». Я долго хранила эти записки. Когда становилось плохо, я садилась у окна, перебирала их, перечитывала. Я не знаю, где он, что с ним… В моей жизни он остался добрым девятилетним ангелом по имени Сережа. Я всю жизнь буду призывать его память, и он всю жизнь будет спасать меня от пиратов.

Музыка, затемнение.
Из затемнения – выход на квартиру папы и мамы. Папа сидит в той же позе, пьет. Перед ним стоит Сева.

Сева: Дядь Жень, честное слово – я ничего не знаю. Я всех спрашивал, и во дворе, и в школе, и в клубе… Никто ни сном, ни духом.
Папа: Выпей, Сева. Давай выпьем за здоровье Светланы. Вдруг повезет и она бросит. Но я, поверь обозленному интеллигенту, постараюсь найти этих подонков… Я хочу, чтобы они либо сели, либо сдохли. Я постараюсь. Извини, я не спросил: ты водку-то пьешь?
Сева: Иногда. За Светку!

Выпивают. Папа тут же наливает еще.

Папа: Давай-давай, ладно…

Выпивают. Потом еще и еще. Слава сам наливает, пьет… Хмелеет.

Папа: Сев, ты закусывай.
Сева (нетрезв): Да поймите же вы, дядь Жень! Нельзя Светку прятать. Нельзя. Конечно, надо бросать, чтобы выжить, но надо умнее и тоньше. Она сейчас мучается… Врачи эти, они только хуже делают и такие деньжищи берут. Вы мне верите?
Папа: Говори, Сева, говори…
Сева: Да, это — ошибка. Катастрофическая ошибка, капкан. Но нельзя человека вырывать из этого капкана – голову напрочь оторвете, потом ни один хирург не пришьет… Понимаете? Не прячьте ее. А Гир – он нехороший, я его боюсь. И Светка его боится. Но мы не можем без него, потому что... только он знает где взять… ну, вы понимаете, дядь Жень? Пока мы… мы за ним, как утята за уточкой… у-тю-тю-тю-юю. Он все равно ее найдет и уведет с собой. Насовсем. Дядь Жень, пусть лучше все идет, как и шло. Я придумаю что-нибудь. Будем здоровы!

Папа потрясен. Он все понял. Берет водку и потихоньку выливает из горлышка на весу.

Сева: Красиво…
Папа: Сева, скажи мне честно – это ты сделал?
Сева: Дя-ядь Жень!
Папа: Сева!!!
Сева: Я? Нет, что вы…
Папа: Покажи руку. Руку дай сюда!

Папа берет руку Севы, закатывает рукав, смотрит на изгиб локтя, с силой отбрасывает.

Сева: Все не так, не так все! Я не виноват! Я позже Светки пришел, она уже была там. Она… я сам не понял, как так получилось, не понял. Хотел доказать ей, показать, что можно рраз – и все. Сам не заметил…
Папа: Уходи, Сева. Уходи, пока я… Совсем уходи.
Сева: Дядь Жень…
Папа: И никогда не приходи. И Светы для тебя больше нет.
Сева: Но если…
Папа: Не надо. Ничего. Говорить. Уходи!

Сева уходит. Появляется мама.

Мама: Что это Сева ушел с таким лицом, как будто его долго били? Что у вас случилось?
Папа: Сядь, Тамара. Вот что: я больше не буду пить – это я тебе обещаю. Про Севу — забыли, нет у нас больше такого мальчика.
Мама: Это он?!
Папа: Нет. Но он – тоже. Поэтому – забыли про него.
Мама: Господи, Севочка… А родители знают? Что же он…
Папа: Все, мать, все. Не надо, хватит. Забыли, мать, забыли. И еще: теперь я знаю, кто и Светочку, и Севу… как это говорят? – посадил на иглу.
Мама: Знаешь?
Папа: Да. Теперь я знаю, кого я убью.

Свет. Музыка. Сольный танцевальный номер Нарко и его группы. Нарко солирует и дирижирует. Появляется Гир и присоединяется к общему танцу. По окончании номера остаются Нарко и Гир.

Нарко: Рыжую нашел?
Гир: Дела идут просто блеск. Новичок валит, как карась. Деньги текут рекой.
Нарко: Ты Рыжую нашел?
Гир: Что ты заладил: Рыжую, Рыжую… У нас девчонки и получше есть. Смотри, сколько денег – и всего за два дня!

Нарко выхватывает у Гира деньги, начинает их рвать и разбрасывать.

Нарко: Не прикидывайся идиотом! Деньги… Деньги… Деньги – ничто, когда дело касается человеческой души. Мы отвечаем за каждую душу, которая благодаря нам прикоснулась к истине и обрела настоящий кайф. Мы не можем, не имеем права бросать наших братьев и сестер на произвол судьбы. Ты меня понимаешь?
Гир: Понимаю.
Нарко: Хрена лысого ты меня понимаешь! Понимал бы, искал бы сейчас Светку Рыжую, носом бы рыл, чтобы вернуть ее обратно к нам, в наш круг, в нашу общую настоящую семью. Неужели ты не чувствуешь, что мы все связаны нитями, которые крепче родственных, политических, национальных и вообще? Мы – новая общность человеческая. И каждый, кого мы теряем, кого перетаскивают в противоположный лагерь, — это трещина в нашей семье, в нашем фундаменте. Брешь в обороне. Поэтому – искать, мальчик! Все силы – на поиски!
Гир: А как же Светка Светлая? Она в больничку пошла, бросила нас...
Нарко: Ты за медицину – не переживай. Она нас не подведет. Мы же с медициной тусуемся на одной грядке: ругаемся, воюем, но друг без друга не представляем себе как. Мы ей нужны. Светлая Светка – в надежных руках, а вот где Рыжая, мы просто не знаем. И это меня беспокоит. А ты – деньги. Рухнет система – вообще все кончится.
Гир: Я все уразумел. Я сделаю.
Нарко: Беспонтовый базар. (взрываясь) Что ты мне стоишь заливаешь? Что ты уразумел? Мне дело надо! Или ты вернешь Рыжую обратно к нам, или поможешь ей обрести вечный кайф. Сеанс окончен. Вали!!!

Палата. Бабушка показывает альбом и рассказывает обеим Светам. Фото проецируются на экран сзади.

Бабушка: А вот эту фотографию я просто обожаю. Это на даче, там скамейка прямо у пруда – пруда не видно, он левее. Мы каждый вечер собирались, болтали, смотрели, как солнце заходит. Девчонки, это — нечто! Представьте себе – огромный малиновый мяч тяжело переваливается с ветки на ветку, пыхтит от усердия и, наконец, начинает таять! Как фруктовое мороженое. Так душевно получались эти вечера. Не важно было, о чем говорить, слова сами собой, мы ничего такого и не имели в виду. Просто было очень и очень хорошо на душе. А вот еще одно удивительное место: бабушкин диван. Я забиралась туда с ногами – видишь? – и читала старые журналы, которых у бабушки было очень много. Смешные рекламные объявления, рассказики, рецепты разные… А это мы вместе с бабушкой сидим. Она мне, наверное, рассказывает про свою молодость. Я ее часто просила, потому что мне это очень нравилось. Так романтично… А это… это, девочки, можно сказать, мой первый бал. Двоюродный брат взял меня с собой на свой институтский вечер. Я волновалась – жуть! Платье подбирала неделю! Похудела от переживаний. Но зато было так хорошо. Меня постоянно приглашали. Мы вальсировали, вальсировали…

Звуки вальса – громче. Застывший кадр «оживает» и на сцене реально начинают вальсировать несколько пар. Молодой студент от задней стенки кадра подходит к Бабушке, приглашает ее, они танцуют. Затем приглашают и обеих Свет. Все танцуют. Вальс заполняет сцену. Поверх музыки начинают звучать стихи в детском Светы Рыжей исполнении (семейная магнитофонная запись).

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сестринская. Жанна разбирает по папкам свои записи за Доктором, напевает под музыку. По ходу ее разборов к столу подходит Малаец с топором, которого она не видит, и тоже весьма любопытствует записями доктора.

Жанна: Ла-ла-ла-ла… Это – в главу о прозрениях. Ла-ла-ла… Это вот сюда, а это – конечно же, сюда… Так, а эту куда – в раздел «Ошибки природы» или в главу «Сволочи неблагодарные»? Ладно, пусть к сволочам пока. (другой листок) Как круто сказано: «Наркомания – это не болезнь общества, это общество болезни» (целует листок, откладывает). Гений. Ла-ла-ла…

Стук в дверь. Еще стук. Настойчивее. Жанна не слышит. Входит Гир. Малаец выходит.

Жанна (заметив Гира): Ой! Вы кто?
Гир: Я стучал.
Жанна: А вы к кому?
Гир: К вам, наверное.
Жанна: А ко мне нельзя. Я на работе.
Гир: Ясное дело.
Жанна (ревниво пряча бумаги): Что вам нужно? Вы из газеты?
Гир: Мне бы это… Понимаете, тут у вас Светлана лежит, подруга моя… Мне бы ей посылочку передать – конфеты там, печенье, мандарины, жвачку, сигареты – если можно…
Жанна: А-а-а… так ты наркоша. А ну вали отсюда, пока санитаров не позвала. Передачи запрещены, а от вас – наркоты – тем более. Приходи лечиться – поговорим, только у тебя денег не хватит. Вали отсюда, сказала!
Гир: Ну, пожалуйста. Ну, примите передачку…
Жанна: Сейчас ты у меня отсюда прямиком в тюрьму отправишься.
Гир: Ну, пожалуйста… Ну, что вы мне угрожаете? Я же ничего такого…
Жанна: Клиент не дозревает… Щас ты у меня дозреешь!

Жанна нажимает кнопку на столе и кричит «Жорики!!!» Раздается сигнал. Поведение Гира резко меняется: он хватает Жанну за волосы и подтаскивает к себе.

Гир: Ах ты, сука медицинская! Барыге Дохлому колеса по пятихатке сплавляешь, а сама мне тут целку строишь!? Я тебя сдам!

Гир отпускает Жанну. Вбегают вооруженные санитары (электрошоковые дубинки). Немая сцена.

Жанна: Жорики, все в порядке, идите.

Немая сцена продолжается.

Жанна: Все под контролем. Идите, Жорики. Идите! Если что – я позову.

Санитары выходят.

Гир: Умная девочка не хочет неприятностей.
Жанна: У тебя нет доказательств. Дохлый откинулся.
Гир: У меня все есть. Дохлый на кухне в шкафчике камеру пристроил и много чего интересного наснимал. А записи мне отдавал, для сохранности.
Жанна: И что теперь?
Гир: Ничего. Будешь мне колеса сбывать. По триста.
Жанна: Ладно.
Гир: И будешь делать все, что я тебе скажу. Без базара.
Жанна: Хорошо.
Гир: Раздевайся.
Жанна (расстегивая халат): Дверь закрой на ключ.
Гир: Стоп. Шутка. Одевайся. Пакет Светке отдашь, только осторожно – там полшара герыча и все, что нужно.
Жанна: У твоей Светки фамилия есть? У нас их две.
Гир (поражен): Светлая и Рыжая?
Жанна: Да, блондинка и рыжеватая, подруги. Они в одной палате лежат.
Гир: Идем к ним!
Жанна: Нет, дорогуша. Это невозможно. Это просто невозможно!
Гир: Ладно, не сегодня. (пишет записку) Рыжей! Записку отдашь Рыжей. И пакет – тоже ей. Как тебя зовут?
Жанна: Жанна.
Гир: Смешное имя. От слова жена. Подготовь им побег.
Жанна: А тебя как зовут?
Гир: Гир, просто Гир. Оривидерчи!

На авансцене – Павлик, Торчок, Ганна и Жюли.

Павлик: Торчок, ты с ума сошел… Вчера же было по сто…
Торчок: Братан, в натуре, все меняется, как учил товарищ Гегель. Вчера была одна партия, сегодня – другая. Прежних поставщиков замели, ниточка прервалась. Везли по-другому — через Бишкек и Новосибирск, откаты ментам, то-сё… Вот и набегает.
Павлик: Но чтобы в пять раз! Поимей совесть…
Ганна: При чем здесь совесть, Павлик? Герыч выше совести. А ты как маленький хнычешь…
Жюли: Торчок прав. Цены постоянно меняются. От качества тоже зависит…
Торчок: Я ж тебя не заставляю. Нет денег – нет героина, поищи в другом месте. А герыч в этот раз ха-ароший. Розовый, как птица фламинго по телевизору. С него такой приход улетный. Кстати, Павлик, ты долги собираешься отдавать?
Павлик: Я помню. Я же стараюсь. Просто дома уже ничего не осталось, понимаешь… Мать плачет все время. А я не могу, я бы работать пошел, но без дозы руки трясутся и все тело… Торчок, миленький, ну дай в долг, последний раз, а?
Торчок: А ты думаешь, я не хочу? Ты думаешь, они (на девушек) не хотят? Хотят.
Ганна: Ты знаешь, скольких надо обслужить, пока на дозу наберешь? Тебе рассказать?
Жюли: Павлик, вот мне тебя жалко. Но ведь всех не пожалеешь. У тебя за неделю доза втрое выросла, надо же думать, где деньги брать…
Павлик: Я займу, Торчок. У меня друг есть, у него папаня богатый.
Торчок: Не то!

Стоп-кадр. Через сцену рука об руку о чем-то оживленно разговаривая проходят Нарко и Малаец.

Торчок: Не то, Паша, не то! Хочешь чистеньким остаться? Уже не получится. Ты думаешь, нам деньги с неба сыпятся? Каждый как-то устраивается. Нужна доза? Иди воруй. У нас почти все воруют: кто на работе, кто где — а что поделать? Пройдись по знакомым. В машинах можно, в магазинах… Ты худенький, в форточку влезешь.
Ганна: Пора быть мужчиной! Самому платить за свой кайф.
Павлик: Поймают ведь, в тюрьму посадят…
Жюли: Ты сначала доживи до этого…

Палата. Обе Светы в плохом расположении духа. Света Р читает и рвет записку от Гира, вытаскивает из тумбочки пакет, смотрит внутрь, выбрасывает.

Светлая: Странное дело: тут такой режим – мышь не проскочит, а Гир каждый день записочки. Что пишет-то?
Рыжая: Да пошел он…
Светлая: А все-таки? Слушай, подруга, может, ты сдернуть собралась? Странно получается: записочки, шприцы в тумбочке, героин… словно бы непонятно откуда.
Рыжая: Пургу несешь!
Светлая: Я так и думала, что у тебя духа не хватит. Значит, списалась с Гиром и потихоньку по ночам колешься? Или понюхиваешь? А? Чего молчишь? Стыдно признаться?
Рыжая: А мне не в чем признаваться. И кто ты мне – следователь? Мать? Никто! И я тебе – никто! Я для тебя только так — подпорочка, чтобы с иглы соскочить. Ты же во мне человека не видишь, как этот врач гребаный!
Светлая: Точно! Сдернуть решила, обратно в теплую компашку самоубийц.
Рыжая: Да что бы я ни решила – тебе до этого нет никакого дела! Тебе плевать, что у меня в душе творится!
Светлая: У меня тоже душа болит! Меня тоже колбасит, но я держусь! А ты и себя губишь, и меня обратно тянешь! Тебе по барабану, что у меня вообще ничего и никого нет! Тебя-то мамочка всегда примет и на дозу даст, чтобы любимая доченька от абсинентки не подохла. С жиру бесишься!
Рыжая: Почем ты знаешь со своими детдомовскими мозгами, как мне живется? Дура беспризорная!
Светлая: Корова стойловая!

Светы готовы сцепиться. Появляется Бабушка, смотрит на них, ставит между ними стул, садится, раскрывает альбом и комментирует фотоснимки, которые проецируются на задник.

Бабушка: А это – моя бабушка. Она часто вот так вот сидела у окна, смотрела на улицу и что-нибудь записывала в коричневую тетрадку. Она говорила, что самое большое счастье – жить, просто жить. Например, ломать свежий хлеб, макать в молоко и есть. Отламывать, ощущая пальцами его теплую шершавость. Видеть, какая у него затейливая мяготка, вдыхать его шершавый запах, а потом – вкус. Какой же у хлеба невероятный вкус! — простой и главный, как сама жизнь. Ломать хлеб и макать в молоко. Попробуйте, девочки! Это ни с чем не сравнимое удовольствие. Ломать хлеб и макать в молоко… (все это время – кадр не меняется, бабушка бабушки, и только теперь – переход на некий зимний снимок). А еще бабушка очень любила зиму И знаете, как она это объясняла? Говорила, что когда мороз и снег, она гораздо лучше ощущает, что живет. Она говорила: зимой жизнь отчетливее. Красиво, правда? У нее в одной книжке девочка заблудилась зимой в лесу и ей помогали белки и зайцы. Сказка такая, очень добрая и светлая. Вы, конечно, не читали, я вам потом расскажу. (смена кадра, на снимке – маленькая девочка на пони). Смотрите! Это я на пони в зоопарке. Пони казался мне таким огромным, я так боялась его. Меня еле-еле уговорили на него взобраться. Обещали тут же купить еще одно мороженое, сверх нормы…
Света Р: Постойте! У меня есть точь-в-точь такая же фотография! Я в зоопарке на пони. И кофточка такая же, и берет, и туфельки белые с пуговкой… И я тоже боялась пони, и мне тоже потом купили мороженое за смелость… Мистика какая-то! (торопливо, взахлеб) Мама была в синем платье, которое я обожала, думала – вырасту, буду его носить, а у папы кепка кожаная, которую ему из Парижа привезли, и он очень гордился. Мы ехали сначала на автобусе, а потом пешком, по дороге мне купили альбом и краски, я потом пони нарисовала и мама рисунок на стенку повесила, над диваном. (плачет) Мама, мамочка… прости меня…

На заднике фотография на словах Светы Р. немного меняется (или остается неизменной), музыка, свет, все внимание на снимок… Звучат детские записи стихов. Свет проявляется, на сцене квартира Папы и Мамы. Папа в кресле у одного края сцены, мама – у другого. Перекрестный монолог. Друг друга они не видят.

Папа: Никогда и подумать не мог, даже тени мысли не допускал… Почему моя дочь? Как так получилось? Что за бред? Светка, Светочка, Светанка моя ненаглядная… Ладно там у алкоголиков, у ворюг, у бомжей… это – да, но у нас же нормальная семья. Меня даже пьющим можно назвать условно…
Мама: Если Света не вылечится, то я не знаю тогда, зачем мне жить. Все же ради нее. Как она родилась… господи, какая же я была счастливая. Я пеленочки ее целовала, по ночам всегда рядом. Я была так счастлива, что устаю ради доченьки своей... Светка-Светка, что ты с собой сделала…
Папа: Мало внимания? Да не сказать. В кино ходили, в кафе-мороженое, книжки ей покупал. Конечно, работал допоздна, часто и по выходным – а как иначе? Как иначе, скажите? Чтобы у нее все было, что нужно – джинсы, кроссовки там, косметика… Она же ни в чем не было, чтобы хуже других. Ни в чем отказу…
Мама: Не понимаю. Она же ни с какими плохими ребятами не дружила. Все рядом, всегда где-то тут, во дворе… только из окна крикнуть и идет домой. Школа нормальная, не наркоманская какая-нибудь, три остановки на автобусе. Она же была как на ладони всегда. Понятно, свои секреты, мальчики, когда пора пришла…
Папа: Всегда вежливая: папа, папочка… Всегда уроки делала. Я же ей ничего не запрещал, могла допоздна у Севы… стоп! Про Севу не надо.
Мама: Всегда думала – это где-то там, в другом измерении, в других плохих семьях и плохих компаниях. И вдруг – как дверью по голове: Светка. Сама все рассказала. А я села и мне захотелось умереть на пять минут раньше этого.
Папа: Зря, конечно, я ее ударил… избил. Зря. Но я просто сошел с ума, потерял всякий контроль от отчаяния. Я растерялся… Не знал, как быть, что думать, куда бежать. Стыдно людям в глаза глядеть – дочь наркоманка. Но ведь это может случиться у каждого! Что же вы так брезгливо на меня смотрите? Отворачиваетесь, торопитесь поскорее мимо пройти… Думаете: ах, как хорошо, мое-то чадо – никогда. Я тоже так думал. Я тоже говорил: вот, родители, что-то не так, значит, у них с детьми. Сами, мол, виноваты. Все намного хуже. Мы все виноваты.
Мама: Если Света не вылечится, то я не знаю тогда, зачем мне жить.

Сестринская. Жанна и Доктор (в крайнем раздражении) перебирает листки, часть комкает, рвет, часть бросает на стол, часть отдает Жанне.

Доктор: Плохо, Жанна! Вы плохо за мной записываете и ничего не понимаете.
Жанна: ГенМихалыч, я вас понимаю. Давайте, вы заболеете, а Жорики займутся этой непонятно откуда взявшейся сестрой. Я проконтролирую…
Доктор: При чем здесь эта сестра?
Жанна: Не знаю. Но она вам мешает и работать, и жить – я же вижу. Она нам обоим мешает (заигрывает с Доктором).
Доктор: Оставьте, Жанна, не до этого. Жорики – костоломы, им ничего нельзя доверить.
Жанна: Доверьте мне. Доверьтесь мне, Геннадий Михайлович. Вы не представляете, насколько я вам верна и насколько я люблю – и вас, и вашу методику. У вас никогда не было такой помощницы. Уверяю вас, мы далеко пойдем.
Доктор: Жанночка, ну конечно вы правы: присутствие постороннего в клинике не может не отражаться на… атмосфере лечения. Но я, право же, не очень понимаю, как выбраться из этой ситуации. Понимаете в чем штука, ээ…
Жанна: Мне совершенно не важно, почему вы не можете просто прогнать ее. Значит, для этого есть серьезная причина.
Доктор: Есть.
Жанна: Но вы же совсем извелись! Можно, я займусь этой проблемой? Радикально.
Доктор: Что это значит?
Жанна: Это значит, что проблема исчезнет, но вас это никак не будет касаться. Вы будете ни при чем. Совсем ни при чем.
Доктор: Я как-то… не совсем удобно перекладывать на чужие плечи… Радикально, говорите?
Жанна: Радикальнее не бывает.
Доктор: Ладно, попробуйте. А что вы там говорили про… мы с вами далеко пойдем?
Жанна: Считайте, что я творчески развиваю идею среды, в которой в наилучшем виде расцвела бы ваша гениальная методика.
Доктор: Любопытно…

Жанна принимает «позу оратора». Появляется Малаец, с интересом слушает.

Жанна: Уже очевидно, что с наркоманией человечество не может справиться. Без нашей помощи — не может. Примем это как факт. Но нам для наиболее глубоких исследований методов борьбы с недугом нужны другие условия и другие средства. Нам нужны другие масштабы… И можно было бы… скажем так — «слегка конкретизировать» условия исследований и… развить масштабы.
Доктор: Как же это?
Жанна: Например, прописывать беременным женщинам некоторые лекарства… И тогда дети уже во младенчестве станут нашими клиентами и… помогут большой науке. К тому же, для наших исследований требуются серьезные средства.
Доктор: Жанна, вы говорите страшные вещи. Вы сами это понимаете?
Жанна: А вы понимаете, что нам никто и «спасиба» не скажет, не то чтобы помогать? И нам самим приходится думать о наших исследованиях.
Доктор: Я подумаю об этом. Мне пора позвонить.

Малаец беззвучно аплодирует Жанне. Доктор уходит. Жанна набирает телефон.

Жанна (в трубку): Алло! Это я… Надо поговорить… Лучше сюда… Да, можно. Прямо сейчас… Жду.

Жанна кладет трубку, начинает наводить порядок на столе, напевая. Малаец включает магнитофон Жанны и исполняет РИТУАЛЬНЫЙ ТАНЕЦ. Жанна ничего не видит и не слышит. Танец и музыка прерываются стуком в дверь. Входит Гир.

Жанна: Привет. Присаживайся и слушай сюда.
Гир: Нет, это ты сюда слушай…
Жанна (бросает что-то на пол): Идиот! У него менты в спину дышат, а он наркобарона из себя строит. Садись и слушай. Внимательно слушай. У твоей Светлой Светки объявилась сестра.
Гир: Какая сестра? Она детдомовская.
Жанна: Начхать, какая сестра! Эти две дуры малолетние все ей рассказали. Она знает, что это ты передаешь наркотик, она все про тебя знает. И она намылилась идти в ментуру, чтобы тебя взяли с поличным.
Гир: Да у меня с нашей ментурой вроде схвачено.
Жанна: Она не идиотка. Она к чекистам пойдет.
Гир: И что теперь? Ноги делать, когда все так клево налажено?
Жанна: Не понимаешь? Мочить ее надо. Пока она здесь, в больнице – да, она здесь живет, ей главный разрешил. Пока она здесь – мочить. А я оформлю как передоз, и историю болезни ей такую сварганю – на психфаке пальчики оближут! Ну?

Малаец начинает медленно повторять движения своего танца…

Гир: А ты не круто завариваешь, подруга? Сразу мочить! Может, ее припугнуть?
Жанна: Это будет тебе дополнительных пару лет на наркозоне.
Гир: А ты часом не гонишь? Дуришь меня, чтобы избавиться? Смотри, записи пошлю, куда надо.
Жанна: Дурак! Сам ведь знаешь, что мои грехи против твоих – детская сыпь на одном месте… У тебя нет другого выхода.

Сева, Жюли, Нарко. Сева возится со шприцом. Нарко не видимый никем подравнивает ногти.

Сева: Надоело все – сил нет. Уехать бы отсюда навсегда, чтобы ничего этого не видеть, не слышать, не помнить… Счастье и легкость абсолютного пространства…
Нарко: Эй, парень! Ты это дезертирство из головы выкинь. Ты для меня еще не все сделал. Не торопи события.
Жюли: Севочка, брось такие мысли, пожалуйста. Я тебя никуда не отпущу, дурачка такого. Не надо, Сева. Не надо.
Сева: Почему? Не вижу никакого смысла. Каждый день просыпаться с трясущимися руками и мыслями только об одном – где взять дозу! Потом еще днем – дозу, и вечером – дозу. Что-то меня это перестало прикалывать. Совсем перестало. А соскочить не смогу – это выше моих сил, я знаю.
Жюли: Ничего подобного! Сева, милый, давай договоримся, чтобы всегда быть вместе. Я квартиру бабушкину продам, деньги будут. Я буду следить, чтобы у тебя передоз не случился. Героин буду хороший покупать. Найду клинику где-нибудь в Европе, мы поедем, нас вылечат. Сева, только не уходи.
Сева: Эх, ты, Жулька… Ты очень хорошая, я знаю. Ты еще не глубоко увязла, еще можешь вырваться. А я…
Нарко: Ой, как я люблю эти сказочки слушать про вырваться и вылечиться! Ну-ну, развлекайтесь… (уходит)
Жюли: Я тебя вытащу!
Сева: Посмотри на меня – я человек конченый. Зачем тебе это все?
Жюли: Дурак ты, дурак… Я ведь… люблю тебя. Я давно тебя люблю. Я не дам тебе уйти. Не дам!
Сева: Ладно, развоевалась…
Жюли (плача): Я люблю тебя, идиота…
Сева: Ну ладно, успокойся. Сходи за иголкой, а то у меня вся грязная…
Жюли: Только я баян с собой возьму…
Сева: Бери.
Жюли: Я быстро…

Жюли берет у Севы шприц, идет со сцены. На полпути ее останавливает Севина фраза.

Сева: Знаешь, а я, наверное, тоже мог бы тебя полюбить…
Жюли: А я не оставлю тебе никакого другого варианта.
Сева (воздушный поцелуй): Иди скорее, ломает.

Жюли уходит. Сева достает из кармана еще один шприц.

Сева: Простите меня все. Я больше не могу. Я не могу быть ничтожеством, не могу быть зомби, который только и думает о героине. Прости меня, Светка, я не смог тебя вытащить и сам увяз выше сердца. Я не могу с каждым днем ощущать, что во мне все меньше меня и все больше – герыча. Простите меня все и… прощайте. Разболтался что-то я. Как на сцене.

Сева делает себе укол.

Сева (умирая): Поезд едет… все быстрее… за окном березка, еще одна… еще… куда бегут эти березки? Куда они…

На сцену вбегает Нарко, чуть позже – Жюли.

Нарко: Ах ты, в душу твою! Смотри, а? Хлюпик хлюпиком, а сбежал… А я ведь не верил, что сможет… Недооценил я тебя, мальчик…
Жюли: Сева, ты что? Сева… Севка!!! Вставай, негодный, вставай, милый мой, вставай. Что же ты так… Зачем? И мне ничего не оставил…

Жюли берет первый шприц, закатывает рукав. Нарко с любопытством смотрит. Пауза…

Жюли: Нет, Севочка. Подожди меня немного. Я сначала кое-что сделаю. Это важно.

Темнота. Из затемнения – громкий шепот Торчка: «Главное – не дрейфить и не шуметь. Деньги и золото – в большой комнате в стенке, там посередине выдвижной ящик». Слышен звук поворачивающегося в замке ключа. Светлее – комната, Папа в кресле, рядом с креслом – двустволка. Папа осторожно поднимает ее и направляет на дверь.

Шепот Торчка: Направо, в комнату давай…

Появляются два силуэта. Раздается выстрел. Первый силуэт – Павлик – падает с криком. Торчок кидается в сторону с криком «Атас!» Второй выстрел. Торчок падает. Зажигается свет. Стоит Мама в халате.

Мама (в ужасе): Женя, что это!? (без сил опускается в кресло)
Папа (перезаряжая ружье): Странно. Я другого ждал. Где ваш этот… Гир?
Торчок (раненый): За что ты нас так, батя? Мы бы немного только взяли, нам только на наркотик, мы бы никого не тронули… Тебя же посадят.
Папа (перезаряжая двустволку): Мне плевать. Где Гир? Скажешь, как его найти, — вызову «скорую». Или… в стволах по патрону.

Палата. Две Светы и Бабушка.

Света Рыжая: Все из-за какого-то дурацкого упрямого любопытства. В восьмом классе познакомилась с девчонками, они травку курили. Потом мы уже вместе с ними стали героин нюхать. Каждый день. Появился Гир, показал, что если в вену, то гораздо меньше расход наркотика, а кайф — выше. Сначала Вика попробовала, потом еще одна, а потом и я. И покатилось… Героин мы у Торчка сначала брали – но это был Гира героин, все знали. Потом в компанию Гира попали. И засосало. И все стало не важно, даже парни перестали интересовать. Только одно на уме – вмазаться! Если бы не Светка Светлая, мне бы каюк…
Света Светлая: А если бы не ты, мне бы тоже – каюк. И если бы не бабушка… Слушай, бабушка, а как ты вообще догадалась, поняла?
Бабушка: Знак беды.
Светлая: Чего?
Бабушка: Знак беды. Я увидела над своим родом знак беды и пошла помогать тебе.
Рыжая: Что значит – «пошла»?
Бабушка: То и значит, что пошла, и уже было не важно, через что идти – моря, границы, годы, эпохи… из какого времени и в какое. Важным стало только одно – прийти к тебе и помочь. Потому я здесь.

Появляется Малаец с топором.

Бабушка (Малайцу): Уходи. Тебе не надо здесь.
Малаец: Нисево, я тут тихонесько посизу.
Света Св: Бабуля, ты бредишь?..

Появляются Жанна и санитары.

Жанна (бабушке): Вот что, мне надо осмотреть девочек, выйдите пока в коридор.
Бабушка: Я никуда не пойду. Мы же договорились с Геннадием Михайловичем.
Жанна: А он уволился. Теперь я здесь главная. (санитарам) Жорики!

Санитары подскакивают к Бабушке, хватают ее и начинают вязать веревками. Светы с криком кидаются на помощь, но Жанна встает на пути с электрошоком наперевес.

Жанна: Ну, кто первый? Давайте-давайте…
Бабушка: Девочки, стойте! Все будет хорошо. Слушайте меня.
Жанна: Слушайте ее, слушайте, недолго уже…

Бабушка дает связать себя и усадить в кресло.

Жанна: Я навела о вас справки. Оказалось, что вы никакая не родственница, а просто сумасшедшая. Три месяца назад вы сбежали из психдиспансера и ловко прятались все это время. Выдавали себя то за отставшую от поезда, то за брошенную женихом, то за чью-то дальнюю родственницу, то за… неплохая, в общем, артистка в вас сидит. Девочек я не виню – в их нервно-взвинченном состоянии они легко повелись на какие-то родственные связи. А вы ловко придумали: прятаться в клинике! Но у всего бывает конец.
Бабушка: Невероятный бред.
Жанна: Что бы вы тут ни болтали, ваша авантюра заканчивается. Прибыл доктор, который заберет вас с собой в диспансер. Но сначала он сделает вам успокоительный укол. Доктор! Заходите!

Появляется Гир в накладных усах, в белом халате и белой шапке по брови, со шприцем в руках.

Гир (измененным голосом): Добрый день. Как наша больная?
Света Р (Свете С): Он тебе никого не напоминает?
Бабушка: Девочки, стойте в стороне и ни во что не вмешивайтесь. Пожалуйста.
Жанна: Очень разумно. Доктор! Вы хотели перед дорогой сделать больной укол.
Гир: Да, конечно.
Жанна: Ну, так делайте, время идет. Потом санитары помогут вам.
Гир: Да-да.

Гир со шприцом подходит к Бабушке. Света Светлая кричит «Бабушка!» Бабушка взглядом ее останавливает. И вдруг от стены – голос Папы. Папа с ружьем наперевес.

Папа: Стоять! Я сказал – стоять.

К нему кидаются санитары, но видят ружье и отходят.

Папа: Я охотник. Не промахнусь. (Гиру) Эй ты, снимай с себя эту маскарадию.

Гир снимает шапку, очки, отдирает усы, сбрасывает халат.

Света Рыжая: Я ничего не понимаю. Папа, ты откуда?
Гир: А тебе ничего не надо понимать. Ты папаню своего тормозни, пусть домой идет. А то еще зацепит кого-нибудь, по тюрьмам затаскается…
Папа: Света! Ты прости меня, я не должен был, я не имел права тогда бить тебя…
Света Рыжая: Ничего, папа. Я давно тебя простила. Это ты с мамой … простите меня.
Жанна: Нет, товарищи, семейные сцены давайте вы дома будете разыгрывать. А сейчас надо больную вернуть в диспансер. У нее может приступ начаться, она всех покусает.
Света С (Бабушке): Во всем этом есть хоть слово правды?
Бабушка: А ты сама как думаешь?
Жанна (Папе): Забирайте свое ружье, свою дочку и — уходите.
Папа (на Гира): А я за ним пришел. Я без него никуда не уйду. Мне его скальп нужен.
Света Р: Папа…
Папа: Прости меня, дочь. Так надо.
Жанна: Сейчас он сделает больной укол и потом вы можете пойти с ним разбираться.
Папа: Нет! Он больше никому никакого укола никогда не сделает.
Жанна: Да как вы смеете! Да я вас в милицию…

Гир неожиданно «подныривает», бросается за спину Светы Рыжей, хватает ее и приставляет к горлу шприц.

Гир: У меня в шприце смертельная штука — грязный героин и с такими добавками…

Появляется Нарко. Они о чем-то перебрасываются с Малайцем, потом оба уходят.

Папа: Что ты хочешь?
Гир: Ружье на пол и не двигаться! Полчаса, не меньше. Иначе она умрет.
Папа: Я все равно найду тебя.

Папа кладет на пол ружье и отталкивает ногой.

Папа: Оставь мою дочь. Возьми ружье и уходи.
Жанна: Куда уходи? А укол больной сделать? Быстренько сделал и пошел, куда хочешь…

Появляется Жюли.

Жюли: А давайте я сделаю укол. Мне теперь все равно. Ну, кому укольчик?
Жанна: Вот ей.
Жюли: Пять граммов герыча, лучшего, три девятки.
Гир: Базара нет.
Жюли: Уколю на раз плюнуть.

Жанна берет у Гира шприц, Гир поднимает ружье, Жанна осторожно передает шприц Жюли, сама отходит.

Жюли: Это мы на раз, это мы умеем. Света! Севы больше нет. Он сам себя – вот так вот. У меня на руках умер.

Светы в ужасе. Неожиданно Жюли кидается к Гиру, Гир в нее стреляет, попадает, но она втыкает ему в шею шприц, виснет на Гире и, опадая на пол, выдавливает шприц.

Гир: Сука! Тварь! Она же меня… Это все…

Гира начинает мутить. Он шатается и полуслепо водит ружьем из стороны в сторону.

Папа (показывая на себя): Сюда стреляй! Сюда! Нет, сюда! Ты меня слышишь?! Сюда!

Гиру хуже. Но вот он как бы застывает напротив двух Свет. Неожиданно Бабушка вскакивает с кресла, веревки с нее падают, она бросается к Светам. Раздается выстрел. Бабушка собой закрывает Свету Светлую. Гир падает замертво. Бабушка опускается на пол.

Немая сцена осознания каждым. Через сцену проходят Нарко и Малаец.

Папа вместе со Светами укладывает раненую Бабушку на кровать. Жанна с санитарами убегает. Света Рыжая опускается над Жюли.

Жюли (Свете Р.): Видишь, Светочка. Сева теперь мой.
Света Р: Как ты?
Жюли: Немножко больно, но это сейчас пройдет.
Света Р: Жюли. Жюли! Жюли!!! (остальным) Она умерла.
Света Светлая (Папе, сквозь слезы): Скажите, дядь Жень, что с ней? Она тоже умрет?
Папа: Я не знаю…
Света Светлая: Бабушка! Милая моя, хорошая моя. Я очень тебя прошу – не уходи. Я все поняла, я все сделаю. Не уходи! Я люблю тебя, бабушка…

Музыка. В торопливом повторе и в произвольном порядке сменяются на заднике фотографии Бабушки, которые мы уже видели… И в какой-то момент среди этих фотографий появляются снимки из последней сцены спектакля. Их становится все больше. Уже и другие сцены. И вот пошли только фотографии из спектакля. Фотографии с репетиций. Фотографии актеров в театре и на улицах. Веселые раскованные снимки. Актеры купаются в снегу, дурачатся… Музыка все громче и громче. И последние кадры: актеры сидят за большим столом, ломают хлеб, макают в молоко и едят, о чем-то оживленно болтая.

Зажигается свет. Актеры стоят на сцене лицом к залу. У каждого в руках – большая фотография его бабушки.

КОНЕЦ